Знание-сила, 2007 № 07 (961)

Когда в 1936 году наша семья переехала в Москву, территория института была уже благоустроена. Мне было 4 года, но я очень хорошо помню свои первые впечатления от новой квартиры и от цветов перед домом. После темной коммуналки в Ленинграде все это показалось раем. На территории института штатный садовник с помощницами высаживали цветы: резеду, левкои, душистый табак. В специальных ящиках на крыльцах всех 12 квартир дома росли вьющийся душистый горошек и ярко-красная, декоративная фасоль. И еще разные деревья, плодовые и декоративные, редкие тогда в Москве каштаны, кусты сирени, акации и флердоранжа. И все безупречно ухожено.

На территории института жили самые главные люди института, я даже девочкой сразу это поняла и очень гордилась тем, что в числе этих «главных» людей был и мой отец. Другие главные — механик Николай Николаевич Минаков, стеклодув Александр Васильевич Петушков, электрик Сергей Иванович Филимонов, комендант Андрей Иванович Павлов и, конечно, шофер Константин Митрофанович Сидоренко, возивший Капицу на шикарной заграничной машине. Духовные интересы ценились очень высоко, но не забывали и о спорте. Перед окнами нашего дома были построены два корта, на которых во время обеденного перерыва и после работы немногочисленные сотрудники института играли в теннис. Катались на лыжах с Воробьевых гор и на коньках в Парке культуры.

В те годы теннис был еще экзотикой. Даже и в 50-х годах, когда я с теннисной ракеткой ездила на стадион Юных пионеров на «Динамо», меня часто спрашивали, показывая на ракетку: «А для чего эта штука?»

В 1940 году меня определили в школу №8, находившуюся у запасного входа в Парк культуры и отдыха («и воздуха», как любил шутить П. Л. Капица). После уроков меня встречала бабушка Прасковья Сергеевна. Мы с ней садились на трамвай, последняя остановка которого — «Круг» была рядом с нашим домом. После войны трамвай исчез, его сменил троллейбус, который и теперь ходит по улице Косыгина, бывшей Воробьевке. Помню своего первого учителя, Василия Ефремовича, который часто переплетал мои жиденькие косички и завязывал бант, называя меня «маленькой шелковой мышкой» (вероятно потому, что волосы были очень мягкими). Он погиб в ополчении в первые же дни войны... С благодарностью вспоминаю и мою первую учительницу английского языка (и природную англичанку) Сильвию Эдуардовну Перевозчикову.

Хорошо помню день объявления войны. Мы с мамой идем в магазин, а нам навстречу бегут кричащие люди: «Война! Война! Сейчас будут объявлять по радио!». Мама повернулась и побежала, я за ней. В нашем дворе еще никто ничего не знал, мы первые принесли эту страшную весть. Все, конечно, бросились слушать радио.

Первые воздушные тревоги, сначала только по ночам. Все с узлами бежали в котельную института, приспособленную под бомбоубежище. Иногда к нам приводили моего одноклассника Женю, — в их доме не было бомбоубежища, и его родители очень беспокоились за жизнь своего единственного сына. Он ночевал у нас.

Анна Алексеевна и Петр Леонидович Капицы

Когда мы эвакуировались в Казань, на вокзале из-за бомбежек пришлось два раза возвращаться в метро, где было устроено бомбоубежище. Мама тащила нас с сестрой за руки и плакала, так как больная бабушка оставалась в эшелоне, категорически отказываясь оставлять вещи. У нее был на этот счет большой опыт. В ее воспоминаниях все события, связанные с революцией, спешным отъездом из Петрограда в Крым и возвращением в уплотненную квартиру, обмен оставшейся комнаты на Москву всегда сопровождались кражами и потерями имущества.

Помню возвращение в Москву из эвакуации осенью 1943 года. Мама горько плакала всю дорогу, глядя в окно поезда. Она оставляла в Казани могилу любимой матери и понимала, что никогда больше к ней не вернется. Нас с сестрой родители оставили на Казанском вокзале на мешках с картофелем, а сами с бабушкой уехали на трамвае. Несколько часов мы провели в полном одиночестве и ужасе среди суетящихся, кричащих и бегущих в разных направлениях людей. Неожиданно к нам подъехали родители на маленьком грузовичке, и с помощью веселого шофера погрузив вещи и мешки с картофелем, мы тронулись домой. К этому картофелю мама относилась с трепетом. Она сама вскопала выданный нам крошечный участок земли, сама посадила, растила, окучивала, сама и выкопала всю картошку и очень гордилась хорошим урожаем. Не хотела уезжать в Москву до уборки картофеля.

Приехали мы в пустую холодную квартиру. Во время обороны Москвы в ней жили бойцы какого-то оборонительного отряда. Почему-то весь архив родителей, бумаги, письма, фотографии были сожжены. Исчезли многие дорогие родителям вещи, но к нашей детской радости наши с сестрой ценности — елочные игрушки, какие- то не забытые еще мелочи — не пострадали. Перед отъездом в Казань мы их с сестрой спрятали под большую крышку обеденного стола, где часто играли, и их просто не нашли, да и не искали те, кто не знал об этом «секретном месте». Вот радости-то было!