Знание-сила, 2007 № 09 (963)

С тобой бы этого, конечно, никогда бы не случилось, — ты ведь прирожденный дипломат. <>

Даст Бог е.б.ж. увидимся. Не поминай лихом. Твой всегда Шура.

Все мы немножко лошади — или кентавры

Теперь, когда свидетели выслушаны, пора сказать и историку науки.

Прежде всего — о рождении прозвища. В нашем распоряжении есть два свидетельства, и они сходятся в том, что слово «скотина» первым произнес Алиханов, а Шальников лишь остроумно подхватил и изобретательно завершил непочтительную мысль.

Теперь открою секрет из истории науки: дамы, приятные во всех отношениях (как и господа), имеют мало шансов сделать что-либо действительно великое в науке. Приятные во всех отношениях люди могут с пользой работать в науке, но для шага в область неведомого надобно нечто необычное — интуиция, вера в нее и сила духа, чтобы ей следовать. Необычное — не такое, как у среднего человека, можно даже сказать, нечеловеческое. Можно назвать это сверхчеловеческим, поскольку речь идет о высоких материях, а можно и дочеловеческим, подсознательным и даже животным, поскольку имеется в виду нерациональное, не оформленное логически, не выраженное ясным человеческим словом. Расстояние между дочеловеческим и сверхчеловеческим в новаторском мышлении, пожалуй, меньше расстояния между любым из них и обычным, логичным, словесно убедительным. Только после того, как шаг в неведомое сделан и принципиально новое знание получено, оно будет словесно выражено, осмыслено и логично представлено.

В древнегреческой мифологии кентавры, хотя и представляли обычно неукротимое животное начало, в своем «генотипе» несли и божественное, а в фенотипе проявляли и мудрость, и благожелательность. Поэтому можно не обижаться на родство с кентаврами и сказать, что все подлинно выдающиеся люди науки — хотя бы немножко — кентавры. Они подчиняют свое поведение прежде всего собственному представлению о должном и собственной цели. И Шальников тоже кое в чем кентавр, иначе бы он спокойно принял свое служебное положение — согласно штатному расписанию — и не лез бы к директору с непрошеными советами и рекомендациями.

В научной биографии из серии ЖЗЛ интуиция — и самый сильный двигатель вперед, и самый мощный способ зайти в тупик или в никуда. Но без этой неукротимой силы остается только топтаться на месте или плестись неведомо куда. Эйнштейна его неукротимая интуиция приводила к величайшим открытиям, но последнюю треть своей жизни он, подчиняясь той же интуиции, упорно шел в никуда, где видел мираж единой теории поля. Великий Дирак во второй половине жизни непомерные усилия потратил на мираж теории переменной гравконстанты. Капица последние десятилетия своей жизни посвятил миражу, который, как он верил, должен был решить проблему термояда.

Как относиться к такому «нездравому» поведению выдающихся научных кентавров? Историк может относиться к этому с сочувственным пониманием, но у рядом работающих коллег обычно гораздо более острые и сложные чувства.

Когда мы выходим за границы науки как таковой и вступаем в общественно-научную и просто ненаучную жизнь научных кентавров, то и здесь лучше обойтись без общего аршина в оценке поведения. Если человеку хватает силы духа на самостоятельный способ жизни в науке, то и вне науки он делает свою жизнь на свой собственный лад. И эти лады очень различаются, как, например, у Капицы и Шальникова.

Скажем, Шальников возмущался скупостью Капицы на подписи. Тут можно вспомнить Эйнштейна, который так легко подписывал рекомендательные письма, что они не имели никакой ценности. Можно сказать, что Эйнштейн шел по легкому для себя пути — подписал, а там хоть трава не расти. Капица был человек дела и успеха, поэтому подписывать заведомо бесперспективное ходатайство означало для него девальвацию своей подписи и подрыв шансов на успех потенциально более важных. Как пишет Н.А. Шальникова, Капица внимательно прочел письмом с ходатайством о жилплощади, прежде чем сказал, что шанса на успех нет, и потому не подписал. Аналогичный отказ получил А.Д.Сахаров, когда пришел к Капице с коллективным ходатайством об отмене в стране смертной казни. Вместе с тем Капица дважды ходатайствовал перед руководством страны, пытаясь предотвратить смерть самого Сахарова в результате голодовок. Эти ходатайства он держал в тайне, и шансы их на успех были бы, по мнению Капицы, гораздо меньше, если бы он тратил свои подписи бездумно.

Гораздо страшнее было в 37-м подавать ходатайства за арестованных В.А. Фока и Л.Д. Ландау. По мнению П.Е. Рубинина, спасение Капицей этих жизней должно указываться в энциклопедических статьях в одном ряду с его фундаментальными открытиями и изобретениями. Для этих спасательных подвигов была необходима неукротимая мощь кентавра. Как и для спасения его собственной научной жизни посредством создания Института физпроблем. С этим наверняка согласился бы и Шальников.