Знание-сила, 2007 № 11 (965)

* Полностью тезисы см. на сайте www.memo.ru / History

«Тридцать седьмой — это гигантский масштаб репрессий, охвативших все регионы и все без исключения слои общества. В течение 1937-1938 годов по политическим обвинениям было арестовано более 1,7 миллиона человек, а вместе с жертвами депортаций и осужденными «социально вредными элементами» число репрессированных переваливает за два миллиона. Тридцать седьмой — это невероятная жестокость приговоров: более 700 тысяч арестованных были казнены. Это беспрецедентная плановость террористических «спецопераций»; неизвестные мировой истории масштабы фальсификации обвинений; официально санкционированное массовое применение пыток; чрезвычайный и закрытый характер судопроизводства... Тридцать седьмой — сочетание вакханалии террора с безудержной пропагандистской кампанией».

«Массовых операций не будет...»

Арсений Рогинский: Какой террор считать «массовым»? 10 или 15, или 20 тысяч человек, которых арестовывал НКВД ежемесячно в 1936 — первой половине 1937 (и это только по линии ГУГБ — Главного управления госбезопасности, арестованные милицией сюда не входят), это что, не «массовый террор»? Но с августа 1937-го цифры возрастают в разы. Тут-то и начинается по-настоящему «Большой террор».

Был ли он предрешен уже в сентябре 36-го, когда наркомом вместо Ягоды был назначен Ежов? Сомневаюсь. Во всяком случае, в выступлениях Ежова перед руководящим составом наркомата или в его докладе на декабрьском пленуме ЦК и намека такого нет. Наоборот, Ежов всячески подчеркивает, что массовых операций не будет, что для выполнения тех задач, которые поставил перед чекистами Сталин, нужны не массовые операции, а «штучная работа», агентурная и следственная. Только она может дать реальные результаты по «выкорчевыванию троцкистско-зиновьевской гидры».

Александр Даниэль: Конечно, террор ширился, обвинения против «врагов народа» становились все более фантастическими, приговоры все более жестокими — но на этом этапе репрессии все-таки были индивидуализированными, нацеленными против конкретных людей, прежде всего против бывших участников внутрипартийных оппозиций и тех, кто был с ними как-то связан. Сигналом к началу массовых репрессий принято считать речь Сталина на февральско-мартовском пленуме ЦК. Но Сталин говорил почти исключительно об «оппозиционерах», опять повторял, что вчерашние оппоненты превратились в банду заговорщиков, террористов и шпионов, призывал к беспощадной борьбе с ними. Это, скорее, подведение итогов предыдущим судебным расправам и декларирование намерений дальше развивать террор по уже обозначенным направлениям. Во всяком случае, установки на широкомасштабную чистку беспартийной массы в ней не было. Из речей верных соратников — Молотова, Микояна, Кагановича, других — грядущая чистка населения тоже никак не вытекала. Из февральско-мартовского пленума легко вычитать неминуемые широкие репрессии в отношении элиты, но именно ее.

А. Дейнека. «Стахановцы». 1937 год

Правда, через два-три месяца возникает новый объект террора — армия. Во второй половине мая арестовывают командиров из высшего командного состава РККА, их обвиняют в «военно-фашистском заговоре». Но эта кампания пока тоже еще не массовая, в мае-июне она затрагивает только армию и лишь высокопоставленных ее командиров и политработников. И в сталинской интерпретации этих арестов (а он дал ее публично на расширенном заседании Военного Совета 2 июня) опять-таки намека нет на будущую чистку армии, которая коснется в ближайшие 16 месяцев более 30 тысяч военных(!) — это только арестованные, а сколько еще было уволено по национальному и социальному (происхождение!) принципам...

А.Р.: Мне кажется, майско-июньские аресты крупных партийцев (в том числе секретарей обкомов и членов ЦК), и даже объявленный на всю страну расстрел военачальников в ночь на 12 июня — все это еще не переход к «массовым операциям». Перелом происходит в считанные дни — во второй половине июня.

С 22 по 29 июня заседает очередной пленум ЦК. Из его документов было опубликовано только постановление об организации машинно-тракторных станций на селе. Между тем на пленуме делал доклад Ежов. Текст доклада, насколько я знаю, до сих пор не найден. Сохранились в архиве ФСБ несколько листочков его тезисов.