Как это ни покажется странным, все вышесказанное, на мой взгляд, справедливо и по отношению к художественной культуре. Качество стихов, прозаических текстов, музыки, картин и прочих продуктов художественной деятельности — это сила внушаемых художником образов. Если мороз по коже, если слезы, непонятно, почему из глаз, если дикий хохот или беспричинная тоска после общения с прекрасным — значит, оно и вправду прекрасное. А при чем здесь нравственность и мораль? Обращусь к наиболее знакомому мне занятию. Роман «Лолита», по-моему, безнравственен абсолютно, книги де Сада — тем более, сочинения многих наших современников претендуют на еще большее бесчинство (только кишка тонка). И что же? Разве Набоков не великий писатель, разве Генри Миллер не гений? А нравственность. Как уже было сказано, она не в этих книгах, там ее и искать не следует, там эстетическое и душевное наслаждение — нравственность же совсем в других, не претендующих ни на Нобелевскую, ни на Букера, зато переиздающихся не одну тысячу лет. В них нравственность, то есть, Дух, а не слабая и подверженная искушениям душа человеческая.
Непонимание, точнее, нежелание это понять приводит, замечу, к жесткому разделению морали и нравственности. Мол, нравственность — это безусловно, это нам природа (Бог-то сказать стесняются) дала для сохранения вида, а вот мораль есть сумма предрассудков, она относительна, вчера было нельзя, а сегодня стало можно. Релятивизм этот имеет совершенно прагматическую подкладку: оправдывает разрушение нравственности через отрицание моральной безусловности и успокаивает — мы, конечно, сильно набедокурили в последние несколько сот лет, но все обойдется, это ж исключительно вразрез с относительной моралью, а против нравственности мы ни-ни. То, что мораль есть инструмент, технология нравственности и потому так же безусловна (либо мораль, либо аморальность), признавать либеральным релятивистам не хочется, не в кайф. Чемпионами этого дела были большевики: они придумали социалистическую мораль, особую. Правда, поначалу они и нравственность придумали особую, пролетарскую — что революции надо, то и нравственно. А нацисты и вовсе на все это наплевали — арийский сверхчеловек выше ерунды, придуманной для унтерменшей. По крайней мере, те и другие были логичны и последовательны.
Нравственность и наука, нравственность и литература, нравственность и культура вообще. Ищем не там, где потеряли, а под фонарем.
Евгений Ясин
Почему я сегодня пишу о науке и нравственности?
Потому что будущее нашей страны связано с тем, насколько успешно у нас будет развиваться наука, а значит, и образование, науку питающее и само питающееся от нее.
Объяснение простое. В мировой экономике происходят тектонические сдвиги: Китай и Индия, каждая страна с более чем миллиардным населением, быстро развиваются, с темпом 9 — 11% роста ВВП ежегодно. Мы не можем с ними конкурировать, потому что, проходя позднюю индустриализацию, они выводят на рынки очень дешевую рабочую силу, привлекая мировые корпорации низкими издержками и огромными рынками сбыта. За ними идут другие развивающиеся страны.
Развитые страны Европы, Северной Америки, а также Япония и Корея образуют другую группу — это страны «Золотого миллиарда», они растут намного медленней, население их стареет, а порой убывает. Но они— лидеры мирового развития, ибо у них огромный научный и вообще креативный потенциал, они производят большую часть инноваций, воплощающих коммерческие достижения науки. Первые смогут догнать и перегнать вторых только в том случае, если они смогут конкурировать с ними в науке и инновациях. Но для этого нужен не только рост объемов экономики. Нужны иная культура, иные институты, не менее продуктивные, чем на Западе. А до этого далеко, очень далеко.
Россия сегодня опирается на природные ресурсы и может, казалось бы, быть отнесена к третьей группе стран, богатых нефтью, сырьем и т.п. Но такую группу почему-то никто не выделяет, хотя сырье последнее время быстро дорожает. А если и выделить, то нашими соседями окажутся нефтедобывающие страны Персидского залива, Венесуэла с Уго Чавесом, Намибия. Есть еще, правда, Норвегия и Австралия, но их обычно относят к развитым странам. Остальные — богатые, но недоразвитые. Причем богатство препятствует развитию, прежде всего культуры. Это так называемое «ресурсное проклятие». Оно не благоприятствует развитию науки, которая сама часть культуры в широком смысле. Только продуманная политика может сделать ресурсы благом для науки: идеи не произрастают на деньгах.