Знание-сила, 2008 № 05 (971)

Мы не можем конкурировать с Китаем, а превращаться в Венесуэлу или Саудовскую Аравию не хотим. Да и не сможем. Остается одно — догонять развитые страны, интегрироваться в мировое научно-инновационное пространство. Хотя мы сильно отстали, но здесь у нас есть шанс: культурная близость, научные и образовательные традиции, особенности национального характера. Но надо предпринимать серьезные усилия, чтобы преодолеть культурную отсталость.

Я знаю, многие «квасные патриоты», националисты, склонны выдавать отсталость за национальную особенность, за самобытность культуры. Но, хотя отчасти это может быть и верно, такой подход, если он восторжествует в идеологии и политике, обусловит растущее отставание и поставит под вопрос способность России ответить на вызовы XXI века. Есть вещи, которые в национальной культуре надо менять, чтобы догнать лидеров.

Почему я сегодня пишу о нравственности? Потому что будущее нашей страны зависит от того, сможем ли мы восстановить и, более того, поднять на мировую высоту нравственные ценности. От этого зависит и развитие науки, и создание инновационной экономики.

Объяснение тоже весьма простое. Я вовсе не придерживаюсь тезиса о «несовместимости гения и злодейства». Знаю, что примеров их сочетания более чем достаточно. Но есть определенная логика развития общества, с которой лучше считаться. А суть ее состоит в том, что совокупность основных нравственных норм, типа десяти заповедей, превращает массы людей в общество, в котором возможны совместное существование, взаимодействие и процветание. Это же и основа культуры, так как она полностью состоит из приобретенных элементов знания, ценностей, представлений и установок, которые порой осознанно, а чаще автоматически управляют поведением людей и их сообществ. Нравственные и юридические нормы — суть предписывающая часть культуры, ее институциональная система.

Проблема сегодня в том, что эта система развивается, а сейчас она развивается особенно быстро и противоречиво в связи с переходом всего человечества от традиционного, господствовавшего тысячелетиями аграрного, сельского общества к обществу городскому, индустриальному и постиндустриальному, от преимущественно иерархической, феодальной, по сути, социально-экономической структуры, к структуре преимущественно сетевой, «плоской», по выражению Поля Фридмана.

В нашей стране этот переход сложился особенно драматически. Большевистская попытка осуществить коммунистическую утопию в сравнительно отсталой крестьянской стране обошлась нам очень дорого. Я даже не говорю о репрессиях, о гибели огромного количества людей, хотя подсчеты демографов показывают, что за годы советской власти страна недосчиталась примерно 120 — 130 миллионов человеческих жизней. Но еще больший урон мы понесли от морального растления людей, от разрушения нравственности. Человек превратился в ничто, хотя, казалось бы, все начиналось с проповеди новой морали, с горьковского «Человек — это звучит гордо!». Какая гордость у лагерной пыли? Конечно, мы и в то время находим личности, достигшие высот человеческого духа. Но рядом с ними массы людей, знающих, что Закон не встанет на их защиту, что только покорность и угодливость перед начальством помогут оградить их жизнь от унижений. Растление душ, потеря нравственных ориентиров — я думаю, это главный грех коммунистов перед своим народом.

Потом пришлось возвращаться к рыночной экономике, от которой, кстати, уходили, ссылаясь на ее безнравственность, на то, что она делает человека жадным, корыстолюбивым, завистливым. Оказалось, эти гипотезы пришлось опровергать на практике, приходя к выводу, что таковы свойства человеческой натуры, которые нужно вводить в рамки не обобществлением собственности, а укреплением норм нравственности, законности и правопорядка. Но ведь и это пришлось начинать с начала! «Дикий капитализм» эпохи повторного первоначального накопления отнюдь не был эпохой нравственного возрождения. Наоборот, он создал обстановку, когда нравственность становилась уделом проигравших, «лузеров», неудачников: кто не успел, тот опоздал. Если при коммунистах под конец еще поддерживалось двоемыслие, нравственное лицемерие, то теперь возобладал социальный цинизм: успех — наш бог, надо уметь ходить по трупам. Надо реально смотреть на вещи, а реально это значит — не стесняя себя соображениями совести, чести, достоинства.

К исходу 90-х годов социальная ткань российского общества была сильно разрушена. Стало ясно, что ее необходимо возрождать.