Знание-сила, 2008 № 05 (971)

Человек, который выведет Гагарина в космос — Сергей Королев — переживает худшие месяцы своей жизни. Он арестован и отправлен в колымский лагерь по доносу своих коллег — инженеров. Они позавидовали Королеву так же, как Сталин позавидовал Тухачевскому; в итоге слишком умный маршал погиб вместе с тысячами столь же умных российских офицеров. Скоро миллионы русских солдат заплатят своими жизнями за то, что они позволили воссесть в Кремле полуобразованному кавказскому разбойнику.

Зато Королева и многих его коллег именно война спасет от жалкой смерти в концлагере. Умный, циничный и подлый технократ Берия, трезво оценив огромный размах сталинских репрессий в России и приняв из рук своих расстрелянных предшественников команду над репрессивной машиной, не станет тормозить ее убийственную работу. Напротив, Берия создаст в лагерях отдельную рабскую Россию — со своими колхозами, заводами и научными институтами. Главным стимулом для ударной работы зэков станет мечта о досрочной свободе. Если завтра в небо взлетит изобретенный или построенный тобою самолет, то послезавтра ты станешь вольным человеком! За пять лет этот стимул спасет сталинскую Россию от гибели в борьбе с гитлеровской Германией. Потом Берия возглавит российский ядерный проект — на пару с честным патриотом Курчатовым. За 8 лет их команда создаст урановую и водородную бомбы. Потом эти детища защитят своих творцов и прочих физматиков России от идеологического гнета, какому в СССР подвергаются историки, биологи и лингвисты. Тут Сталин умрет — то ли сам, то ли с чужой помощью. Берия будет немедленно арестован и казнен: мавр сделал свое дело, больше он не нужен!

Понятно, что большинство ученых людей не хотят оказаться маврами. Оттого предвоенные годы заполнены высокой и успешной активностью во многих мирных и абстрактных ветвях науки. Так сложилась в Париже группа Бурбаки: небольшой подпольный коллектив математиков, пожелавших повторить подвиги Евклида и Эйлера. Написать энциклопедию современного математического знания — так, чтобы каждый ее читатель мог сразу вступить в ряды творческих исследователей, решать новые трудные и полезные задачи. Жан Дьедонне и Анри Картан, Андре Вейль и Клод Шевалле — все они жаждут стать просветителями новых математических поколений.

Это им удастся сразу после войны, когда освобожденный Париж надолго станет интеллектуальной столицей европейской молодежи. Но вот парадокс: у членов группы Бурбаки не будет великих читателей! Почему так? Да потому, что Бурбаки (подобно Евклиду, но в отличие от Эйлера) тщательно изъяли из своего трактата все указания на пути открытия новых научных фактов! Ни один живой человек не смог бы изобрести анализ (или алгебру, или топологию), начиная с общих определений и аксиом; все первопроходцы начинали с красивых и трудных задач, не весть как подброшенных Природой или Судьбой.

Эйлер и Пуанкаре честно сообщали читателям о путях своих исканий, не брезгуя рассказать о заблуждениях на этих путях, о способах преодолеть заблуждения. Строгая наука всегда вырастает из нестрогих догадок. Команда Бурбаки скрыла эти догадки от будущих читателей — и потому создает лишь великий справочник вместо учебника или задачника. Такое пособие полезно для лекторов — но не для студентов. И тем более — не для руководителей студенческих или школьных математических кружков, какие недавно расцвели в сталинских Москве и Ленинграде.

Это не случайная накладка науки на политику. Российская научная молодежь глушит самоотверженным творчеством тоску от бессилия перед диким репрессивным режимом. Кто- то уже арестован или сослан (как Лев Ландау). Кто-то кончает с собою, в ужасе перед сказочными пытками госбезопасности (как Лев Шнирельман). Но кто жив, молод и надеется — те истово проповедуют свою науку школьникам-подросткам, спасая их души от животного бессилия перед властью.

Старший в этом новом поколении — Израиль Гельфанд, ему уже 25 лет. Шесть лет назад он был принят в аспирантуру МГУ, не закончив никакого вуза. Тогда тридцатилетний гений Андрей Колмогоров распознал свою ровню в провинциальном самоучке. Теперь сам Гельфанд ищет свою ровню среди смышленых школьников Москвы — и, конечно, находит ее! Вот Давид Шклярский: в свои 19 лет он сочиняет увлекательные задачи десятками, как юный Моцарт сочинял музыкальные пьесы. Давид уже воспитал себе смену: братьев Ягломов, которые только что победили на Московской математической олимпиаде и поступили в МГУ. Хорошо, что Давид это успел! Через четыре года его жизнь оборвется на фронте Мировой войны...