Знание-сила, 2009 № 09 (987)

Почему они не сложились? Потому ли, что государство слишком давило, или по другой причине? Быть может, просто потому, что в ситуации перманентной войны (с татарами), а затем с бандитскими армиями: Болотников, Хлопок, тушинский вор, Разин, Булавин, Пугачев. — обыватель спасался лишь под защиту штыков государственной власти? Это было ясно выговорено в «Вехах»: только самодержавие силой своих штыков защищает образованное общество от русского бунта, «бессмысленного и беспощадного». Что касается соборности, общинности, то это, конечно, миф, рожденный опять-таки усилием государства связать народ общиной ради фискальных надобностей. Но нельзя же жить без идеала, который не опирался бы на реальность — хоть чуть-чуть. Так вынужденная общинность стала под перьями отечественных мыслителей символом русской народности.

О русском или о российском народе мы тут говорим? Не знаю. Великороссы имеют в себе такую смесь разных кровей — славянскую, угро-финскую, тюркскую, еврейскую, немецкую, точнее германскую, романскую… — что трудно говорить о какой-то «чистоте расы». Но именно такие нации и бывают наиболее жизнеспособными. Чтобы понять продуктивность подобной смеси, достаточно назвать Китай, Великобританию, США. А для того чтобы быть самими собой, требуется большой исторический опыт свободы. Ни у русских, ни у татар, ни у жителей Средней Азии такого опыта не было. Народы Кавказа требуют особого разговора, но здесь я не чувствую себя достаточно компетентным.

«З-С»:Но как сложился этот ущербный уклад жизни и почему он неизменно сохранялся в течение веков? Едва мы двинулись в сторону Европы в феврале 1917-го, большевики тут же вернули страну к жестко централизованной власти, к государству, которое выше человека. Василий Шульгин сразу это увидел. Уже в 1920-м он говорил о преемственности советской России по отношению к Российской империи. По мнению Шульгина, что бы ни думали и ни говорили большевики, они восстанавливали могущество, единство и границы России «до естественных пределов» и «подготавливали пришествие самодержца всероссийского». Позже это признал и наш выдающийся философ Николай Бердяев.

В.К.: Вообще все русские разговоры спотыкаются об этот вопрос: почему? Да потому, что не отвоевали себе свободу, не заслужили ее и постепенными реформами, не выдержали их. Хотелось всего и сразу.

Достоевский хорошо писал, что Россия не «выжила» правил цивилизованной жизни, ибо все хотела совершить силой прихоти и произвола, всего добиться в единый миг, который есть дьявольский искус. Принципу свободы у нас противостоял принцип произвола. А силой прихоти, в один миг, потому что мы все время чувствовали свое отставание, чувствовали, что в России сошлись слишком многие противоречия, на разрешение которых надо слишком много времени, а времени-то и не было.

Ущербная социальная жизнь рождала ущербную психологию, которую легко использовали авантюристы. Я в свое время сформулировал это так: в России почти всегда было легитимное, но неправовое правление. Любая власть сразу становилась легитимной, однако правовых структур боялась как огня. А в ситуации властного произвола на него можно было ответить только низовым произволом, который ни к чему хорошему не приводил. В случае же победы низового произвола — именно этим было торжество большевизма — смысл жизни не менялся. Произвол оставался произволом, уничтожая даже мельчайшие наработки права, которые потихоньку возникали после реформ Петра Великого и Александра Освободителя.