Знатная леди

– Если уж на то пошло, то почему ты не сделала так, как я тебя умолял? А ведь я предупреждал, что из твоего бегства ничего хорошего не выйдет! Если же ты вознамерилась обвинить меня в том, что я вызвался сопровождать тебя, когда понял, что ты не желаешь прислушиваться к голосу рассудка, то это… это просто неслыханно! Хорош бы я был, если бы позволил глупой девчонке из пансиона в одиночку странствовать по окрестностям!

– Я не глупая девчонка! – вспылила в ответ Лусилла.

– Глупее не бывает! Ты даже не знала, что твое имя должно значиться в списке пассажиров, чтобы получить место в дилижансе! Или что почтовые кареты из Бата не идут в Эймсбери! В хорошенькую передрягу ты попала бы, не догони я тебя!

Мисс Уичвуд поднялась из-за стола и решительно заявила, что дальнейшие разговоры они продолжат в гостиной. Мисс Фарлоу тут же заявила:

– О да! Так будет гораздо лучше, потому что сюда в любой момент могут войти Лимбури или Джеймс, а слугам нежелательно знать, о чем говорят хозяева, хотя тот же Лимбури, очень респектабельный мужчина, по моему мнению, все-таки склонен подслушивать; как-то так получается, что слуги всегда и все о вас знают, а как еще они могут добиться этого, если не торчат у замочных скважин, я не представляю! Эймсбери? Никогда в жизни там не была, но я знакома с несколькими людьми, которые частенько наведываются туда, так что о нем мне известно все, причем из первых рук. Стоунхендж![10]

На этой торжествующей ноте она одарила всю компанию победной улыбкой и проследовала за мисс Уичвуд. Ни один из юных гостей мисс Уичвуд, с самого рождения воспитываемых в строжайших правилах приличия, не сказал ни слова в ответ, но они обменялись весьма красноречивыми взглядами, и молодой мистер Элмор негромко осведомился у мисс Карлетон, при чем тут, черт побери, Стоунхендж?

Когда гости с комфортом расположились в гостиной, мисс Уичвуд непринужденно заявила, что, обдумав их проблему, она пришла к выводу, что самое мудрое в положении Ниниана – без утайки рассказать об их эскападе отцу, матери и миссис Эмбер. Она не смогла удержаться и рассмеялась при виде написанного на их лицах ужаса, но тут же авторитетно заявила:

– Видите ли, мои дорогие, собственно говоря, другого выхода нет! При иных обстоятельствах – например, если бы миссис Эмбер дурно обращалась с Лусиллой, – я, быть может, и согласилась бы сохранить ее присутствие здесь в тайне, но, насколько я могу судить, ничего подобного не было и в помине.

– О, нет-нет! – быстро сказала Лусилла. – Я никогда этого не говорила! Но есть тирания другого рода, мадам. Я не могу объяснить вам, что имею в виду, да и вы, вероятно, никогда не сталкивались ни с чем подобным, но… но…

– Да, на себе я никогда ее не испытывала, но понимаю, что вы имеете в виду, – сказала Эннис. – Это тирания слабых, не так ли? Ее оружием служат слезы, упреки, обмороки и прочие недобросовестные способы, к которым прибегают нежные, беспомощные женщины, подобные вашей тете.

– О, значит, вы понимаете! – воскликнула Лусилла, и лицо ее просветлело.

– Конечно, понимаю! Но и вы, в свою очередь, должны попытаться понять мои чувства. Совесть не позволит мне прятать вас, Лусилла, от вашей тети. – Выразительно воздев палец, она заставила умолкнуть девушку, с губ которой уже готов был сорваться протестующий возглас. – Нет, позвольте мне закончить. Я намерена написать миссис Эмбер и попросить ее разрешить вам провести несколько недель у меня в гостях. Завтра Ниниан возьмет с собой это письмо и, я надеюсь, сумеет заверить ее в том, что я – заслуживающая доверия и крайне респектабельная особа, вполне способная позаботиться о вас.

– Можете не сомневаться, мадам! Я приложу все усилия! – с энтузиазмом воскликнул Ниниан. Но потом его охватили сомнения, и чело его затуманилось. – Но что мне делать, если она не согласится? Видите ли, она очень беспокойная женщина и почти никуда не отпускала Люси одну, поскольку вечно боится, что с ней случится что-либо ужасное. Например, что ее похитят, что и впрямь произошло с одной девушкой в прошлом году, но, разумеется, не в Челтенхеме, где такого не может случиться никогда.

– Да, и с тех пор как умер дядя Абель, она каждый вечер запирает на замок все окна и двери, – подхватила Лусилла, – дворецкого заставляет забирать с собой на ночь все столовое серебро, а собственные драгоценности прячет под матрасом.

– Бедняжка! – снисходительно заметила мисс Уичвуд. – Если она такая нервная, то ей нужна хорошая сторожевая собака.

– Она боится собак, – мрачно сообщила Лусилла. – И лошадей тоже. В детстве у меня был пони, на котором я каталась каждый божий день. Ох, Ниниан, помнишь, какое славное тогда было времечко, когда мы отправлялись на поиски приключений или скакали вслед за охотничьей партией, чего нам не разрешалось категорически, но егермейстер был нашим добрым другом и говорил лишь, что мы – парочка продувных мошенников, которым самое место в Ньюгейте![11]