Знатная леди

– У меня не хватает терпения, мисс, сюсюкать с ней, когда она подняла невероятный шум из-за такого пустяка, как инфлюэнца! Послушать, как она перечисляет свои болячки и хвори, так можно подумать, будто она стоит одной ногой в могиле! Но более всего меня возмущает, мисс Эннис, когда она начинает причитать, что не желает доставлять вам ни малейшего беспокойства и не хочет, чтобы вы сидели рядом с нею, а потом сама же удивляется, что с вами сталось и почему вы не просиживаете у ее изголовья дни и ночи напролет.

– Ох, Джарби, говори потише! – взмолилась мисс Уичвуд. – Я знаю, что она… ведет себя надоедливо, но не забывай о том, что инфлюэнца заставляет людей чувствовать себя очень больными, так что в том, что она… пребывает в дурном настроении, нет ничего удивительного. Но тебе больше не придется терпеть ее придирки: доктор Тидмарш сказал мне, что не видит причин, почему ей завтра нельзя ненадолго встать с постели, и я полагаю, что от этого ее настроение значительно улучшится, потому что она мечтала об этом с самого начала.

Джарби недоверчиво фыркнула и мрачно заявила:

– Это она так говорит, мисс Эннис, но я уверена, что мы не выгоним ее из постели еще целую неделю.

Но это ее пророчество не сбылось. На следующий день мисс Фарлоу разрешили посидеть час-другой в кресле, и она воспрянула духом. Она даже начала перечислять дела, которые вынуждена была бросить недоделанными; во всеуслышание объявила, что уже завтра будет чувствовать себя настолько хорошо, что возобновит выполнение своих обязанностей, так что мисс Уичвуд с трудом отговорила ее от немедленной штопки прохудившейся простыни. К счастью, мисс Фарлоу почувствовала себя слабой после недолгого, но сильного приступа болезни и, с трудом причесавшись, вполне удовлетворилась тем, что мирно устроилась в кресле, накинув на плечи шаль и укутав пледом ноги, не решаясь предаться более утомительному занятию, чем чтение колонки светских новостей в «Морнинг пост».

Однако она определенно пошла на поправку, и мисс Уичвуд, чувствуя себя чрезвычайно измученной, что было ей совсем несвойственно, уже предвкушала, как отдохнет в самые ближайшие дни, когда Джарби, раздвинув на следующее утро полог ее кровати, мрачно сообщила, что нянечка пожелала послать за доктором Тидмаршем, чтобы тот взглянул на мастера Тома.

Разбуженная столь грубым образом, мисс Уичвуд резко села на постели и дрогнувшим голосом произнесла:

– О, Джарби, нет! Только не говори мне, что у него инфлюэнца!

– В этом нет никаких сомнений, мисс, – безжалостно ответила горничная. – Нянечка заподозрила, что он заболел, еще прошлой ночью, и у нее хватило ума перенести кроватку с малышкой в гардеробную, так что можно надеяться, что крошка не подхватит инфекцию от мастера Тома.

– Хорошо, если так, – сказала Эннис, откидывая в сторону одеяла и соскальзывая на пол с кровати. – Помоги мне одеться побыстрее, Джарби. Я должна немедленно послать записку доктору Тидмаршу, а потом предупредить миссис Уордлоу, чтобы она запаслась лимонами, перловой крупой, цыплятами для бульона, и… не знаю, чем еще, но она сама разберется.

– В этом вы можете быть уверены, мисс; а что до доктора, то ее светлость отправила ему записку в ту же минуту, как только нянечка сообщила ей, что мастер Том заболел. Разумеется, – мрачно заявила она, протягивая чулки мисс Уичвуд, – теперь мы услышим, что инфекцию подхватила и ее светлость. И вот тогда начнется веселье!

– Ох, пожалуйста, не говори так, Джарби! – взмолилась мисс Уичвуд.

– Я пренебрегла бы своим долгом перед вами, мисс, если бы не предупредила вас об этом. По собственному опыту мне известна справедливость поговорки: «Пришла беда – отворяй ворота».

В любой другой день мисс Уичвуд лишь посмеялась бы над этими пророческими словами, но сегодня она сошла в столовую, снедаемая самыми дурными предчувствиями. Там она застала леди Уичвуд, которая ела гренки с маслом, держа маленькую дочку на коленях, и Лусиллу, которая наблюдала за этой семейной идиллией со священным трепетом. Мисс Уичвуд, зная, какое беспокойство и тревога одолевали невестку, когда ее детям угрожала какая-либо хворь, с облегчением отметила ее спокойствие. Наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку, она сказала:

– Мне больно слышать, Амабель, что теперь и Том стал жертвой ужасной инфлюэнцы.