Анастасия посмотрела в глаза мужа: вот что, оказывается, мучило его! Отчего ушла Анастасия? Было ли что в курене Тури-хана, кроме самого Аваджи, чему она хотела бы сохранять верность? Как объяснить мужу, что такое родная земля? И что это не просто любая степь, где можно поставить свою юрту…
Может, потому так ужасна для русских жестокость монголов, что те не понимают слова «родина»? Нет у них других ценностей, кроме золота и серебра, потому и не жалеют, не щадят чужих святынь… Но пока ей придется объяснить понятно для него, оставив настоящее объяснение на потом.
– Я ушла потому, что Тури-хан замыслил против нас с Заирой гнусное злодеяние.
– Разве Аслан этому не мог помешать?
– Хан отослал его в поход сразу после твоего отъезда. Заире пришлось бежать с ним, переодевшись в мужскую одежду. Ехать с ними я не могла. Тогда бы ты никогда меня не нашел.
– Хан хотел сделать вас своими наложницами? – глухо спросил Аваджи.
– Покорными и безответными. Бучек собирался добиться этого с помощью своего знаменитого кнута. А наших детей они договорились продать какому-то купцу.
Аваджи содрогнулся.
– Аллах милосердный и всемогущий! В то время, как я добывал для хана богатства, рискуя головой, он, сидя в безопасности, тепле и сытости, замышлял лишить меня всего, что я имею. Такой малости по сравнению со всеми его богатствами!
– Наверное, потому, что он как раз и завидовал этой самой малости, – мягко сказала Анастасия, – потому что, несмотря на все свои богатства, не мог купить себе обыкновенного счастья.
– Но тогда… – Аваджи скрипнул зубами. – Тогда я больше не считаю себя обязанным следовать верности хану! И как только смогу вернуться, я убью его! Без жалости и сожаления.
– Убивать Тури-хана тебе не придется, солнце мое, потому что ни светлейшего, ни его пса Бучека больше нет на свете.
– Прошу тебя, расскажи, как все произошло?
– Как ты себя чувствуешь? – невпопад, как ему показалось, спросила Анастасия.
– Я почти здоров, если не считать слабости во всем теле. Сегодня я даже не смог сам встать. И ещё вот здесь, – Аваджи положил руку на то место, откуда ещё вчера вырывались свист и клекот. – Вот здесь, внутри, будто саднит, будто кто-то пролез ко мне внутрь и все там расцарапал.
– Заживёт, – опять со странной легкостью успокоила она; Аваджи слегка обиделся – неужели его здоровье совсем не волнует жену? – Мне придётся уйти ненадолго, а ты постарайся ещё поспать. Здоровый сон – это сейчас всё, что тебе нужно.
– Не уходи! – он схватил её за руку, как ребенок, боящийся темноты. Мне кажется, что ты уйдёшь и больше не вернёшься!
Анастасия улыбнулась.
– И не мечтай! Думаю, тебе придется терпеть меня рядом с собой ещё долгие и долгие годы!
Глава пятидесятая
Пирожки с огромного плетеного блюда исчезали один за другим в молодых здоровых глотках.
Днем княгиня Ингрид, подсчитав запасы, хотела было дать укорот сердобольным лебедянским женкам, но в последний момент подумала, что сама подала им в том пример.
К счастью, в городе остались продукты, предназначенные в виде дани от города малого городу великому – одной муки в Лебедяни осталось столько, что ею можно было бы кормить жителей в течение года. Ежели, конечно, им удалось бы столько времени выдерживать осаду монголов.
Напрасно Всеволод думал, что его жена не разбирается ни в чем, кроме хозяйства. Она ещё и знала, что отправленный в Суздаль за подмогой посол обратно не вернулся. Оставалось гадать: перехватили его монголы или великий князь Ярослав не собирается приходить на подмогу своему "младшему брату"! Тогда всем лебедянам в скором времени предстояло погибнуть. Так стоило ли экономить еду, которую, возможно, завтра уже некому будет есть?
Сегодня вечером – лебедянские женки решили готовить для дружинников по очереди – ели пироги боярыни Милонеги. Высокий статный холоп только что принёс на плече вторую корзину с пирожками и огромный жбан кваса.
Дружинники намекали Всеволоду, что неплохо бы принести в караульню медовухи.
– Никакой медовухи! – твердо сказал князь. – Выстоим осаду, сам бочку поставлю. И не одну.
Боярский холоп прошел мимо Лозы и Всеволода, обдав их запахом пахучего печёного теста.
– Пора и нам, друже, отведать боярской кухни, – весело проговорил князь и понизил голос, чтобы слышал только Лоза. – А заодно и проверить кое-какие свои мысли… Чей же ты такой будешь?
Всеволод положил руку на плечо холопа и, хотя ничего необычного в этом его жесте не было, почувствовал, как тот дрожит. С чего бы?
– Бо… боярыни Милонеги, батюшка князь!
– Вот уж, глядя на твои плечи, не подумаешь, что ты такой боязливый! – подивился Всеволод. – А кличут тебя как?
– Скрыня, батюшка князь!
– А что в жбане, Скрыня?
– Квас, батюшка князь.
– Квас. Неплохо, – князь говорил спокойно, но те, кто его хорошо знал, понимали: Всеволод еле сдерживает гнев. – Посмотри, Лоза, на этих защитничков! Приходи и бери их голыми руками! Почему в караульне посторонние?! Кряж, ты знаешь этого человека?
Старшина дружинников помялся, но ответил:
– Дак он же говорит – холоп боярыни Милонеги.
– А ты сам его знаешь?