Знатный род Рамирес

Письмо было без траурной каймы — следовательно, не от доны Аны… Он взглянул на подпись: «Кузина и друг, Мария Северин». Дона Мария Мендонса! От неожиданности он тут же забыл и таверну и оскорбление и единым духом прочитал письмо. «Дорогой кузен. Вот уже три дня я живу у милой Аники. После ее тяжелой утраты прошел целый месяц, она уже выходит (ей непременно нужен воздух, потому что она очень осунулась), а я пользуюсь случаем познакомиться поближе с этими прославленными красотой местами. В воскресенье мы думаем посетить святую Марию Кракедскую, где покоятся останки наших предков. Заранее предвкушаю наслаждение! Но я слыхала, что, кроме монастырских гробниц, есть другие, еще древнее, разоренные во времена французов. Как я слышала, находятся они в подземелье, куда нельзя войти без разрешения и без особого ключа. И вот, кузен, я прошу вас, распорядитесь, чтобы нас пустили туда в воскресенье. Все говорят, что подземелье это поразительно интересно, потому что там немало скелетов и оружия. Если бы в «Башне» была хозяйка, я сама отправилась бы к ней с просьбой… Но к такому опасному холостяку мне ходить не пристало. Женитесь же поскорей! В Оливейре все идет прекрасно. Преданная вам…»

Гонсало взглянул на Бенто, который выжидательно смотрел на своего удивленного сеньора:

— Ты слышал когда-нибудь, что в Кракеде есть могилы в подземелье?

Тут удивился Бенто:

— В подземелье? Могилы?

— Вот именно! Кроме тех, что в монастыре. Совсем древние, под землей. Я что-то никогда их не видел… Нет, не помню. Правда, я уж забыл, когда в последний раз заходил к святой Марии Кракедской… С детства там не был. Значит, не слыхал?

Бенто пожал плечами.

— Может, Роза слышала?

Бенто с сомнением покачал головой.

— А, ничего вы не знаете! Ладно. Завтра, с утра пораньше, поезжай туда и спроси служку, есть там подземелье или нет. Если есть — пускай покажет его в воскресенье двум дамам: сеньоре доне Ане Лусена и сеньоре доне Марии Мендонса, моей родственнице… И смотри, чтоб все там подмели, прибрали почище!

Он снова пробежал письмо и заметил, что внизу, в уголке, приписано мелкими буковками: «Так не забудьте: в воскресенье от пяти до половины шестого!»

«Уж не свиданье ли?» — подумал он. В библиотеке, швырнув на кресло хлыст и шляпу, он решил: так и есть, свиданье. Ну конечно! Никакого подземелья нет, все это — просто предлог, придуманный хитрой доной Марией, чтобы написать ему и сообщить, что в воскресенье, в половине шестого прекрасная дона Ана о двухстах тысячах ждет его у святой Марии Кракедской. Значит, тогда, на обеде, кузина не шутила? Он и вправду нравится доне Ане? Чувственное любопытство охватило его при мысли о том, что такая красивая женщина интересуется им. Впрочем, если он ей и понадобился, то как муж. Чтобы завести любовника, ей не нужны услуги Марии Мендонсы. К тому же как ни заискивает кузина Мария перед богатыми подругами, она не станет все же выполнять роль комедийной сводни! Черт подери! Жениться на доне Ане? Нет уж, дудки,

И вдруг ему ужасно захотелось узнать побольше о доне Ане Лусена. Неужели она столько лет хранила верность старому Саншесу? В «Фейтозе», за крепкими стенами одинокой усадьбы, может быть, и хранила; иначе хоть один слушок да просочился бы в этих падких на дурные слухи краях. Ну, а в столице? «Достойнейшие друзья», которыми хвастался бедняга Саншес, — дон Жоан, как бишь его, и благовоспитанный Арроншес Манрике, и Филипе Лоуренсал со своей трубой?.. Кто-нибудь уж непременно поволочился за нею, — может быть, дон Жоан, ведь имя обязывает. А она?.. Кто расскажет ему о сердечных делах доны Аны?

После завтрака он вспомнил о Гоувейе, чья сестра жила в столице, замужем за неким Серкейрой и исправно сообщала брату всю подноготную блиставших в свете выходцев из Оливейры и Вилла-Клары, если они представляли для него деловой или частный интерес. Без сомнения, друг Гоувейя знал немало о том, что поделывает зимой дона Ана в своем «избранном кругу».

Однако в тот вечер Гоувейи в клубе не было. Разочарованный Гонсало отправился было домой, как вдруг на Фонтанной площади увидел Гоувейю и Видейринью, сидевших на скамеечке под сенью густых акаций.

— Ты вовремя подоспел! — воскликнул Гоувейя. — А мы собрались ко мне, чай пить! Идем с нами. Тебе, кажется, нравятся мои сухарики.

Фидалго принял приглашение, несмотря на усталость. И сразу же, взяв приятеля под руку, стал ему рассказывать, что получил письмо из столицы и прочитал в нем поразительную новость. Какую? А вот какую: дона Ана Лусена выходит замуж.

Гоувейя остановился и сдвинул шляпу на затылок:

— За кого?

Гонсало выдумал письмо — как же не выдумать жениха?

— За моего дальнего родственника, дона Жоана Педрозо, точнее — да Педроза. Покойный Саншес Лусена много раз говорил мне о нем… Они часто встречались в Лиссабоне.

Гоувейя стукнул тростью по плитам мостовой: — Быть не может! Чепуха какая-то! Не станет дона Ана думать о свадьбе через семь недель после смерти мужа… Лусена умер в середине июля! Она еще опомниться не успела!

— Да, это верно… — проговорил Гонсало.