Знатный род Рамирес

Веселого тут мало. Один из Рамиресов, некий Гарсия Рамирес, сопровождал инфанта дона Педро * в его прославленных походах. Кузина, вероятно, слыхала об этом инфанте, сыне дона Жоана, объехавшем семь частей света… Дон Педро и его рыцари, возвращаясь из Палестины, провели целый год во Фландрии вместе с герцогом Бургундским. Они коротали время в пирах и забавах, а один их праздник, длившийся семь дней, вошел даже в учебники французской истории. Где танцы, там и любовь. Наш предок отличался смелостью и богатством воображения. Это он под стенами Иерусалима, в долине Иосафата, предложил договориться о пароле, чтобы инфант и рыцари узнали друг друга в Судный день. К тому же он был красив и носил изящную остроконечную бородку… Словом, он женился на сестре герцога Клевского, прекраснейшей из дам, приходившейся племянницей герцогу Бургундскому и Брабантскому. Позже одна из девиц Рамирес тоже вышла замуж за француза, графа де Танкарвиль. Эти Танкарвили, крупнейшие магнаты Франции, владели красивейшим в Европе замком…

Дона Мария, смеясь, захлопала в ладоши:

— Браво! Браво!.. И вы еще хвастались, кузен, что ничего не смыслите в истории нашего рода! Смотрите, он знает досконально все об этих династических браках! Что скажешь, Аника? Живая летопись, да и только!

Гонсало пожал плечами и признался, что знает все эти вещи потому, что был беден. Причина, как видите, не из достойных!..

— Вы были бедны?

— Да, кузина, я сидел без денег…

— Ах, расскажите, расскажите! Аника сгорает от нетерпения!

— Вам интересно, сеньора дона Ана?.. Так вот, я учился тогда в Коимбре на втором курсе. В один прекрасный день оказалось, что ни у меня, ни у моих однокашников нет ни гроша. Даже на сигары! Даже на ритуальный бочонок вина и три маслины… Тогда один хитроумный студент родом из Мелгасо придумал великолепный выход: я пишу моим французским родственникам, всем этим герцогам Клевским и графам Танкарвиль, людям, без сомнения, богатым, и прямо, без обиняков прошу у них вспомоществования франков в триста.

Дона Ана рассмеялась от души:

— Как забавно!

— Но бесплодно, сеньора, бесплодно… Оказалось, что на свете уже нет ни Танкарвилей, ни герцогов Клевских! Все эти знатные роды исчезли, смешались с другими, в том числе с королевским домом. Даже падре Соейро, как ни велики его познания, не сумел определить, кто же в наши дни мало-мальски связан с ними и мог бы одолжить бедному португальскому родственнику искомые триста франков!

Дона Ана растрогалась — она не думала, что столь знатный фидалго так беден!

— Совсем не было денег! Ну, кто бы мог подумать!.. Вы очень интересно рассказали. Эти истории про студентов всегда такие забавные. В Лиссабоне дон Жоан да Педроза часто рассказывал нам случаи из студенческой жизни.

Но доне Марии Мендонса за всеми этими студенческими проделками открылось новое, неожиданное доказательство величия рода Рамирес, и она не замедлила поделиться открытием с доной Аной:

— Только подумать! Все эти великие французские семейства — такие богатые, такие грозные — исчезли, их нет. А у нас в Португалии все еще живет и здравствует славный род Рамирес!

— Ну, теперь и ему приходит конец, — сказал Гонсало. — Не смотрите на меня так испуганно, кузиночка! Наш род кончается. Ведь я не женюсь.

Дона Мария откинулась назад, словно женитьба дорогого кузена зависела от невидимых токов, с пути которых надо было поскорее устранить всякие препятствия, в том числе Марию Мендонсу с ее буфами, — и томно улыбнулась:

— Не женитесь… Но почему же, кузен, почему?

— Не умудрил господь, кузина. Брак — сложнейшее из искусств, здесь нужно призвание, нужен талант. А феи меня обделили. Если я займусь этим делом, увы, непременно все испорчу.

Дона Ана, как бы задумавшись о чем-то, медленно вытащила из-за пояса часы на волосяной цепочке. Но дона Мария не отступалась:

— Ах, что за вздор! Вы так любите детей…

— Люблю, кузина, очень люблю, даже грудных… Дети — единственные небесные создания, которые знает наш бедный людской род. Другие ангелы, с крыльями, не посещают нас. Святые, достигнув святости, живут праздной жизнью блаженных, от нас подальше. И нам остается один отблеск неба — дети… Да, кузина, я люблю детей. Люблю я и цветы, однако не иду в садовники, потому что не одарен талантом к садоводству.

Дона Мария многообещающе сверкнула глазами:

— Не беспокойтесь, кузен, научитесь! — И прибавила, обращаясь к доне Ане, погрузившейся в созерцание своих часов — Ты думаешь, пора, Аника? Что ж, зайдем в часовню. Посмотрите, кузен, открыта ли она.

Гонсало поспешил открыть перед ними дверь часовни, потом ступил вслед за ними на деревянный пол и пошел меж тоненьких, грубо побеленных колонн. Часовня была маленькая; на стенах — тоже беленых, почти голых — висело несколько священных картин в глубоких деревянных рамах. Перед алтарем дамы встали на колени, причем кузина Мария закрыла лицо руками, как скорбная мадонна над могильной урной. Гонсало быстро преклонил колено и пробормотал молитву.