Зной

Одной рукой я отцепилась от его волос и стала искать, за что можно было бы держаться, потому что ноги уже стали слабой опорой после того, как по ним прокатились волны удовольствия. Оглянувшись вокруг, нашла только выключатель и ухватилась за него. Свет вокруг нас потух, пробудив темноту.

Бобби на секунду отстранился.

— Ты такая вкусная, — он языком прошелся по налившимся половым губам, собирая влагу, и продолжая путь, припав к самой пульсирующей точке.

Из меня вырвался слабый вскрик.

Двумя пальцами он проник в мой вход и начал там меня ласкать. А губы с языком совершали сладкую пытку сверху. Наслаждение было скорее дьявольским, потому что это было слишком хорошо, чтобы быть посланным богом.

Его рот все терзал меня до тех пор, пока внутри не произошел взрыв, полностью выключая сознание. Опорная нога выскользнула из-под меня, но сильные плечи и руки Бобби удерживали меня. Кажется, я задела лампу, и она повалилась на пол, бросая на нас тусклый свет. Я откинулась на стену за мной, ища хоть что-нибудь, что позволило бы мне вспомнить, что я еще на этой планете. Что не умерла и не отправилась на небеса, в ад, или в еще какое-нибудь эффектное место.

Я все выкрикивала имя Бобби. Каждый раз оно слышалось все слабее и отдалённее, пока он безжалостно наслаждался каждым моментом моего оргазма.

Я была выжата без остатка, нога соскочила с плеча Бобби. Он отдалился, а я навалилась на стену, чтобы не упасть, голова кружилась от всего произошедшего.

Я видела, что Бобби стал расстегивать штаны, и мне хотелось доставить ему удовольствие, но во мне уже ничего не осталось.

— Возьми меня, — умоляла я. — Делай все, что хочешь. Бери всю, — еле дыша шептала я.

Бобби зарычал, оторвав меня от пола и бросив на кровать. Боль действительно ушла. Я ничего не чувствовала, ничего не слышала, кроме Бобби.

Он яростно сорвал с себя штаны. Под ними ничего не было. Как будто бы под одеждой скрывался зверь. Его угрожающе стоящий член вырастал из светлых волос, покрывавших нижнюю часть живота. Это зрелище притягивало взгляд. Я помнила, что, когда мы были еще подростками, очертания его мышц уже вырисовывались на майке, и помню, какие неудобные ассоциации они у меня вызывали. До сих пор при их виде я ощущала те же чувства, будто бы завязанный узел внутри живота, пробуждающий меня.

За ним едва светила скинутая лампа, и Бобби казался падшим ангелом — темным, покрытым капельками пота, глубоко дышащим и желающим.

Долго это не могло продлиться. Потому что сейчас он был мужчиной, который метил свою территорию. Как животное. И это было главным.

Он накрыл меня и нашел путь в мой горячий вход. Мы оба не заботились об издаваемых звуках, когда я приняла его и вобрала в себя его длину.

Бобби с силой входил в меня, почти зло, но я держалась, покрикивая при каждом толчке. Я была рада его напору. Хотела, чтобы он выпустил из себя страх и смущение, которые, как я точно знала, жили в нем. Всю горечь потери, вину и упущенные возможности. Все раны, которые он так упорно скрывал. Я знала, что Бобби чувствовал каждый укус, каждый толчок судьбы гораздо сильнее, чем другие.

Бобби мог быть мягким и жестким. Именно это я в нем любила. Он был гибким. Отступал, когда должен был. Делал то, что причиняло боль, когда было нужно. Но, будучи небезразличным человеком, он сталкивался со всей тяжестью ответственности за свои поступки. Мне хотелось стать той, кто заберет всю его боль, даже пусть если всего на несколько минут.

Нам было слишком хорошо, поэтому Бобби потребовалось всего пару мгновений, чтобы зарычать мне в ухо, а его тело напряглось в моих руках. Для того, чтобы он заклеймил меня раз и навсегда.

Глава 19

Мы вошли не в самую чистую мотельную ванну. Наши души ликовали от радости. В наших жизнях все еще были сложности, но теперь у нас было то, ради чего жить дальше. Жизнь стала не бесконечным извинением за чувства, которые невозможно контролировать.

Вместе мы вошли в неожиданно сильный для мотеля напор воды, смывая кровь и пот.

— Как твоя голова? — спросил Бобби.

— Намного лучше, спасибо за лекарство, — усмехнулась я.

— Завтра, когда будем уезжать отсюда, нужно будет где — нибудь остановиться и показаться врачу. На всякий случай.

— Если после этого ты прекратишь постоянно меня об этом спрашивать, тогда ладно, — я взяла небольшой кусочек прилагающегося к мотельному комплекту мыла и намылила руки, перенося пену круговыми движениями на грудь Бобби. — Ты собираешься сдать завтра Рори, или это была пустая угроза?

— Не знаю, Лил, — его голос был печален. — Я больше не знаю, как правильно. Надеюсь, что он сделает это сам, чтобы мне еще раз его не предавать. Или тебе.

— Знаю, что так поступить правильно, но… это же Рори, — независимо от всего, он все еще был нашей семьей. И мы оба были готовы защищать нашу семью любой ценой.

— Да. Верно, — горько проговорил Бобби. — А что ты думаешь по поводу Барби? Понимаю, то, что она сделала — ужасно, но, даже с учетом ее поступка… вы были подругами.