Знойные ветры юга. Часть 1 (СИ)

День основания города! Любимый праздник всех, кто живет в Константинополе. Сегодня вся торговля замерла, закрылись все лавки, кроме тех, что торговали едой навынос, а на форумах толпился народ. Сегодня никто ничего не покупал, все готовились наслаждаться зрелищами. День города — это время, когда жонглеры, презренные актеры и циркачи съезжались со всей Империи. Святые отцы ругались, но больше для порядка, ведь и они не мыслили себе жизни без зрелищ. Они были плоть от плоти своего народа. Даже то, что основным заработком актрис и гимнасток была торговля собственным телом, их не смущало. Ведь сегодня — тот самый день! В Цирке будут даны роскошнейшие игры, а пока их нет, мимы, жонглеры и глотатели острых предметов услаждают взор публики на всех углах и перекрестках, собирая за свой труд медяки. Все горожане, кроме откровенного нищебродья, толпами валили на ипподром, который вмещал в себя половину населения Константинополя. Дома оставались женщины с малыми детьми, да домашние рабы, которым ходу в Цирк не было. Впрочем, и рабы иногда тоже попадали туда, хоть и не считались в Империи людьми. Они были чем-то средним между ослом и лопатой, и прав имели примерно столько же.

— Никого? — Коста прислушался к шуму на улице. Тут, на втором этаже многоэтажного дома, сейчас не было ни души.

— Слева и справа никого, — подтвердил Миха. — Все ушли в цирк. Дальше по коридору живет баба с детьми, но все они тоже на улице, на жонглеров и гимнастов смотрят.

— Начинаем, — кивнул Коста. Он не доверял никому, и лично прошел по всему коридору, тщательно прислушиваясь к каждой двери. И впрямь, на этаже было пусто.

Внизу, прямо под их крылом, была лавка менялы. Он жил там же, на первом этаже, отделенный от своей работы дощатой перегородкой. Но сегодня меняла, как и все шел на ипподром, а его домашние, раскрыв рты, пялились на акробатов и потешных мимов. И даже стражник, который охранял вход в дом и запертую снаружи лавку, был в общей толпе, лишь иногда бросая взор на подведомственное имущество.

Коста опустил на пол мешок и достал оттуда ручной коловорот и пилу. Его идея была проста, как гвоздь. Если второй этаж от первого отделяет лишь перекрытие из деревянных балок, обшитых досками, значит, попасть в лавку не так уж и трудно. Самое сложное во всем этом подгадать так, чтобы дома никого не было, а на улице стоял невообразимый шум. День основания города подходил для этого как нельзя лучше.

Парни работали, как проклятые, и уже через полчаса в полу был проделан аккуратный лаз, в который Коста сбросил припасенную веревку с узлами. Ребята скользнули вниз, в кромешную темноту. Миха зажег масляную лампу и оглянулся по сторонам.

— Дева Мария! — простонал он. — Сколько добра тут!

— Ничего не трогать, кроме денег, — резко оборвал его Коста. — Тебя по этому добру стража найдет. Свои же и сдадут, чтобы от рудников откупиться. И не думай!

— Ладно! — вздохнул Миха, полностью признавая мудрость своего нового хозяина. — Что ищем-то?

— Сундук ищем, — бросил Коста, вытащив из кармана веер гнутых самым замысловатым образом железяк. Вскрывать замки его научили там же, где и древней истории с географией.

— Мать твою! — восхитился Миха. — Ну, ты даешь! Хоть к самому Глыбе в подручные иди… А…?

— Заткнись, — совсем тихо рявкнул Коста. — Глыба отберет у нас все до последнего нуммия и заставит работать за еду. Неужели ты, дурень, этого не понимаешь? Закрой рот и ищи сундук.

— Да вот же он, — ткнул рукой Миха.

Сундук жалобно хрустнул замком и сдался. Но это было не то. Сундук был забит весьма недешевой одеждой, но воры пришли не за ней. Парни начали методично осматривать обе небольших комнатки, в которых и жила семья менялы. Удача улыбнулась им минут через десять, когда Коста заглянул за потемневший триптих, с которого на них укоризненно смотрели святые и сам Спаситель. Коста перекрестился и решительно вытащил из ниши, спрятавшейся за иконами небольшой ларец. Он не стал его открывать, просто потряс. Сомнений не было. Тяжесть и звон монет не спутать ни с чем.

— Уходим, — бросил он, засовывая ларец в заплечный мешок, предварительно обмотав его какими-то тряпками. — Выходим и идем на восток, к заливу. Я впереди, ты за мной. Увидишь какую-нибудь шваль, что к мешку пристраивается, пусти кровь, но не убивай. Пусть просто отстанет. Понял?

— Понял, — облизнул пересохшие губы Миха. Он ведь до самого конца не верил этому странному парню. Просто две недели непривычной сытости и жизнь в относительно роскошном месте он считал подарком судьбы, волшебным сном, сказкой.

Они вышли из дома, не замеченные никем. До них не было дела ни одному человеку, ведь прямо перед ними толпа стояла, задрав головы вверх, и глазела на канатоходцев. Горожанам было плевать на двух парней, которые шли куда-то по своим делам. Миха, у которого через плечо была надета сумка с небогатыми пожитками, всего лишь раз уколол ножом до крови какого-то босяка, который пристроился было к его хозяину сзади. Бродяга взвыл и отстал.