Зодчие

На гнилую солому к ногам Никиты упал узелок с хлебом и сушеными фруктами. Удивленный пленник посмотрел вверх. Оттуда сверкал единственный глаз Ахвана.

- Ешь, внучка принесла! Платок спрячь...

Управитель часто наведывался в темницу.

- Поддается урус? - спрашивал он Ахвана.

- Нет, мирза. Старик, как кремень, крепкий. Я его бил-бил, руки отколотил!

- Голодом моришь?

- Морю, мирза! Даю хлеба, сколько ты приказал: одну крошку. Может, совсем не давать?

- Тогда сдохнет! Я его переупрямлю: пойдет к нам стены крепить!

Иногда управитель сам спускался в подвал, хлестал Никиту плетью; тот молчал, стиснув зубы. Разозленный Джафар убегал, а чуваш, ухмыляясь, мазал раны старика бараньим салом.

Когда Дуня, улучив время, прибегала к Булату, он говорил скорбно:

- Ох, дочка, наживешь со мной беды! Лих, все наши дела откроются плохо тебе придется.

- Ничего, дедынька! Я проворная, я тут все уголки знаю. Спрячусь!

- Уходи, уходи, девка! - вмешивался кривой Ахван. - Оно хоть и все в руках аллаха, но и божьему терпению бывает конец.

Дни проходили за днями, а тюрьма не могла сломить упорства Булата. Он был крепок, как сталь, имя которой носил Никита.

Глава XII

ТАЙНИК

Русские отрезали татарам доступ к речке Казанке, но те не терпели недостатка в воде.

Осаждающим удалось узнать от перебежчиков, что в левом берегу Казанки выкопан тайник: каменный свод над родником, вытекающим из ската горы и впадающим в речку. К роднику вел под городской стеной подземный ход из Муралеевой башни.

Царь, обрадованный важным известием, приказал подрыться под тайник и взорвать его.

Выродков призвал начальника строителей Голована и приказал:

- Будешь подкапываться под водяной тайник. Нам каждый день и час дорог. Наказ тебе, Андрей, один: людей бери сколько хочешь, а работу сделать быстро!

Осматривать местность пошли трое: Голован, Аким Груздь и казак Филимон, накануне лишившийся коня в битве с Япанчой.

Андрей шел и смотрел на волосатое разбойничье лицо Филимона: в нем чудилось что-то знакомое. У Голована была необыкновенная память художника на лица: кого он хоть раз видел, никогда не забывал.

Перебирая воспоминания, Голован радостно вздрогнул: перед его глазами встал жаркий день, тополевый пух, как снег летящий в воздухе, черное воронье над облезлыми луковками церквей Спасо-Мирожского монастыря и два монаха, поносящие друг друга скверными словами...

- Отец Ферапонт! - крикнул он внезапно.

- Ась? - испуганно отозвался казак, потом опомнился: - Это ты мне? Меня Филимоном кличут.

Голован насмешливо улыбнулся:

- Забыл отца Паисия, кружку, из коей серебро пропало?

Беглый монах зашептал умоляюще:

- Молчи! Меня в монастырь упрячут! А мне охота с неверными подраться...

- Не выдам. Как в войско попал?

- Долгая песня, - пробурчал мужик. - Как сбег я из чернецов, пришлось разное испытать... Дивлюсь, как признал меня?

- Я с каменщиками был, когда тебя собирались на чепь посадить.

- Ну и память! Ты, сделай милость, кличь, как все, Филимоном. Меня так до монашества звали... А ты, добрый человек, - поклонился он Акиму, - тоже попридержи язык.

- Мне болтать не к чему, - отозвался Груздь.

За разговорами подошли к месту, где находился под землей водяной тайник. Голован убедился, что удобнее начинать подкоп из каменного здания, занятого казаками. Это была торговая баня.

- Из мыльни начнем подкоп, - доложил строитель Выродкову. - Земля окрест размокла от непрестанного тока воды из мыльни. Изнутри станем копать, а землю выносить через задние двери. Со стен не видно будет.

Иван Григорьевич Выродков одобрил предложение Голована, и работа началась. Десятки полуголых людей работали и днем и ночью, сменяя друг друга по четыре раза в сутки. Землю раскидывали по ночам, и татарские дозорные ничего не подозревали. Доски и бревна для крепления подкопа подносили тоже по ночам и прятали в здании бани.

3 сентября Голован доложил Выродкову, что работа окончена. По царскому приказу, князь Василий Серебряный отправился проверить донесение.

Тучный князь, пыхтя от усилий, спустился в подкоп. Дорогую шубу испачкал о грязные подпорки.

- Оставил бы шубу наверху, князь, - посоветовал Голован.

- Мне без шубы ходить по моему сану не пристало, - отвечал с досадой князь. - И ты об моих шубах не тужи - у меня их привезено достаточно!

- Воля твоя, боярин!

Филимон и Аким, светившие князю факелами, насмешливо переглянулись.

Над головой послышались шум и тарахтенье.

- Что это? - громко спросил Серебряный.

- Тише, князь! Это татары везут воду на таратайках.

Все прислушались. Сверху доносились неясные звуки голосов, Боярин и его спутники повернули обратно. В подкоп было заложено одиннадцать бочек пороха.

* * *

В ночь на 4 сентября за мыльней и в самом здании спрятались отряды стрельцов и казаков. На рассвете осмотрели оружие, подготовились к бою.

Князь Василий Серебряный принял из рук Голована огонь, поджег бечевку, натертую порохом, и синяя змейка, извиваясь, побежала внутрь подкопа.

- Выбегайте из мыльни! - закричал Голован

Тесня друг друга, бросились к выходу.