Зодчие

«…Против архитекторов было пущено ядовитое оружие клеветы; в этом и я принял посильное участие, возбуждая изгнанных с работы ленивцев. Все, казалось, предвещало успех. О строительстве прогремела такая дурная слава, что Барму и Голована вызвал царь. Я с надеждой ждал от этой вынужденной аудиенции благих результатов и полагал, что Иоанн наложит на зодчих „опалу“, как здесь говорят.

Но что из этого вышло? Я передаю факты с величайшей злостью, готовый сломать перо и порвать ни в чем не повинную бумагу. Эти хитрецы, Барма и Голован, — о, как я их ненавижу! — выпросили у царя трехмесячный срок, обещая поразить его чем-то необычайным.

За это время Голован проводил в подвале храма таинственную работу, которая меня чрезвычайно интересовала. Я пытался проникнуть туда, но встречал грубый отпор.

Наконец срок истек. Я питал надежду, что никакого чуда Голован не покажет, что он хотел выиграть время. Но я только теперь узнал его дьявольскую изобретательность.

По приглашению Бармы царь приехал на постройку. Его сопровождали: брат его — принц Юрий, митрополит Макарий и несколько придворных. Барма повел знатных посетителей; к свите присоединились Варака и Щелкун, а за ними и я. Барма поморщился, увидев меня, но ничего не сказал, и я пошел за процессией.

Я не видел московского государя года три. Он сильно изменился за это время. Насколько мне известно, ему двадцать семь лет; но, не зная этого, можно смело утверждать, что Иоанн доживает четвертый десяток. Стан его согнулся, он ходит, стуча драгоценным посохом, который не выпускает из рук. Борода его поредела, в ней появились пряди седины.

Барма повел царя по узкому темному переходу, ведущему в нижний этаж центрального храма.

По условному стуку Бармы перед царем и его спутниками распахнулась дверь. Какое неожиданное зрелище представилось моим глазам! Я едва не застонал от ярости… Русские вновь перехитрили меня!