Зодчие

Иван гневно проклинал судьбу. Но держать большое войско на пустынном острове было невозможно. Царь возвратился в Москву, отправив под Казань отряд под командованием воеводы Дмитрия Бельского и бывшего казанского хана Шиг-Алея,[105] теперь вассального правителя касимовских татар.

Бельский и Шиг-Алей разбили рать хана Сафа-Гирея на подгородном Арском поле и прогнали ее в город, но ворваться в Казань не решились: неизвестно было, как посмотрит на это ногайский князь; сильная ногайская орда, ударив русским в спину, могла уничтожить московское воинство.

И русские и казанцы хорошо понимали, что неудачный поход Ивана IV — только один из эпизодов многолетней борьбы. Казанский хан Сафа-Гирей не хотел жить в мире с Москвой, немало походов совершил он на пограничные русские земли, докатывался даже до Мурома; разбитый, отступал вспять, но не унимался.

Теперь, когда малолетство Ивана кончилось, наступила пора покончить хотя бы с восточными последышами Золотой Орды.

… После долгой задумчивости царь заговорил снова:

— Для нового похода надо нам все отрасли воинские крепить, и первую же из них — пушечный наряд. Вот и надумал я, Федор, отдать под твое ведение Пушечный двор. Сидит там окольничий Мусин-Пушкин. Недоволен я им: распустил людей, сам литейное дело не знает и учить не хочет — и стар, и ленив, и бестолков.

— Дозволь, государь, слово молвить, — робко заметил Ордынцев. — Завистники на меня подымутся: род мой незнатен, и заслуги за мной никакой нет…

— Насчет заслуг это ты мне предоставь знать, — обрезал Федора царь, и холодные глаза его загорелись гневом. — Будешь хорошо работать, направишь пушечное литье — вот тебе и заслуга, и за нее я тебя превозвышу. Хватит ставить на высокие должности родовитых бездельников, оттого и все наши неустройства. Но смотри у меня, Федор, литье изучи досконально, сам до всего доходи, чтобы тебя работники за нос не водили, как Мусина-Пушкина!

— Работы я не боюсь, государь, — дрожащим голосом ответил Ордынцев. — Сколько у меня силы есть, всю положу на дело!

— А силы у тебя, Григорьевич, много! — уже мягче промолвил царь, любуясь могучей фигурой молодого стольника. — Вон тебе плечи-то господь дал — косая сажень! Любую пушку на себе перенесешь!

— А и перенесу, коли понадобится! — весело ответил Федор.

* * *

Артиллерия — один из важнейших родов войск — появилась в Европе в начале XIV века. И уже во второй половине этого века пушки были на Руси. Летописцы рассказывают об «арматах»[106] великого князя Дмитрия Донского, а он правил Москвой с 1359 по 1389 год.

Русские люди, искусные на всякое мастерство, быстро выучились пушечному делу: ковать и отливать пушки,[107] стрелять из них. Русская артиллерийская техника не только не уступала западноевропейской, но зачастую превосходила ее: во время войн и осад московские пушкари стреляли дальше и метче, чем пушкари противника.

Пушечным делом заведовал оружничий — один из видных чинов дворцовой администрации. А производство артиллерии и всякого огнестрельного оружия сосредоточивалось на московском Пушечном дворе.

Пушечный двор, обнесенный частоколом, широко раскинулся по берегу Неглинки-реки. Рядом с ним располагались Кузнецкая и Оружейная слободы.

Москва снабжала города и пограничные острожки пушками и пищалями, а зелье — порох — они готовили сами. Производство черного, или дымного, пороха из серы, селитры и угля являлось делом несложным. Перед походом объявлялось, сколько зелья должен сдать в казну боярский, дворянский, поповский двор. «А кто отговаривается, что зелья добыть не может, к тем посылать ямчужных[108] мастеров показать, как зелье варят».

…Федор Григорьевич, подъехав к воротам Пушечного двора, оставил лошадь на попечение привратника и прошел внутрь. Ему долго пришлось бродить по обширному двору, где были разбросаны литейные цехи, сарайчики для готовых пушек и ядер, поленницы дров, кучи угля, руды. Едкий дым носился в воздухе, щекоча нос и горло. Полуголые люди спускали по желобам расплавленный металл в ямы, где были установлены формы.

«Да, тут работать надо… — подумал стольник. — Порядок у них, как у нерадивой хозяйки в избе…»

На вопрос Ордынцева, где найти старшего мастера, его посылали то в одну, то в другую сторону. Наконец он заметил двоих, склонившихся над пушкой, положенной на деревянные козлы. Один, хорошо одетый, обмерял пушку аршином, заглядывал в жерло, заставляя второго повертывать ствол.

«Тут добьюсь толку…» Ордынцев с любопытством наблюдал издали.

Мастер выпрямился, поднял трость:

— Какова у тебя пушка отлилась? Какова?

— Винюсь, батюшка, прости! Бес попутал!

— Ты мне на беса не сваливай! — Трость заходила по спине виновного.

— Каюсь, недосмотрел…

— То-то! Перелить За угар[109] да за дрова пеню внесешь: три алтына. И получишь за нерадение двадцать плетей.

Литейщик упал в ноги.

— Ба-а-атюшка! Сбавь по силе возможности!

— Ну? — грозно подтвердил свой приказ мастер и ушел.

Наказанный бросил вслед ему:

— Старый хрыч! Как громом ошарашил… — Поправил прожженный кожаный передник, сердито ткнул пушку ногой. — Чортова скотинка! Хозяина подвела…