Зодчие Санкт-Петербурга XVIII–XX веков

Драгоценное качество Назарьина – широкий взгляд градостроителя и чутье художника, внимание к деталям. Это дается лишь каждодневным трудом и постоянными занятиями рисунком. Вся практика послевоенного строительства в нашем городе убедительно показывает, что наилучшие результаты достигаются архитекторами, занимающимися изобразительным искусством. И именно из-за того, что многие современные зодчие превратились в равнодушных проектировщиков, забыв о рисунке и живописи, наш город «украсился» безликими кварталами, аморфными, лишенными индивидуального облика пространствами. Напрасно эти архитекторы оправдываются тем, что индустриальное домостроение не дает возможностей для художественно-выразительных решений. Можно привести сколько угодно примеров, опровергающих подобные утверждения. Творчество Назарьина и его ближайших коллег – тому подтверждение. Можно сколько угодно сегодня рассуждать о псевдомонументальности «сталинского ампира» – все это почти верно, если говорить абстрактно, но достаточно пройтись по городу, хотя бы по Петроградской стороне, чтобы забыть о наукообразных искусствоведческих рассуждениях. И тогда окажется, что эти здания, построенные в послевоенные годы, не менее интересны и индивидуальны, чем их предшественники 1900—1910-х годов, что они вовсе не помпезны, а, наоборот, человечны и словно отражают время, пафос созидания. В этих домах ничуть не меньше, чем у мастеров Серебряного века, поэтичности и тонкой пластики, внимательно и любовно прорисованных деталей, соразмерных целому. Иначе и не могло быть – Назарьин, как и его коллеги, прошел великолепную школу, имел уже опыт, но у него было еще и то, чего не было у мастеров Серебряного века, и это, быть может, самое важное в нашем рассказе – война предельно обострила все чувства, само отношение к городу, к архитектуре, в конечном счете – к самой жизни.

Архитектор начала века был в основном эстетом, исполнителем воли не всегда культурного капризного заказчика, менее всего он был градостроителем – эти задачи почти не ставились и не решались в то время. Великая Отечественная война решительно изменила саму суть профессии зодчего, его роль в обществе выросла. Сегодня уже мало кто помнит, что многие архитекторы и инженеры Ленинграда входили в высшее руководство города и пригородов и были, таким образом, наделены широкими полномочиями. Мало кто из критиков ленинградского зодчества задумывался над, казалось бы, простейшим вопросом: почему восстановление и дальнейшее строительство в городе осуществлялось с ориентацией на классику, а не на модерн или современные направления западной архитектуры? Дело в том, что и власти города (да и страны), и горожане, и сами зодчие оказались едины в общем стремлении сохранить исторически сложившийся облик города, причем города именно классического, ибо классицизм, а не другой стиль определяет дух, колорит нашего города, как бы он ни назывался: Петербург – Петроград – Ленинград – Санкт-Петербург. Сегодня, когда прошло уже более полувека после постройки рассматриваемых домов, можно признать, что те, кто возрождал город, поступили мудро, не поддавшись соблазнам псевдоноваторства – в то время это было бы особенно неуместным. А эти дома выдержали проверку временем, хотя есть среди них и помпезные, и псевдомонументальные, но это «издержки производства», встречающиеся у всех народов во все, без исключения, времена. Поэтому следует решительно отказаться от вульгарных оценок послевоенной архитектуры как проявления «тоталитаризма» и прочих «ужасов». Очень и очень многое зависело не только от внешних обстоятельств (финансирование, наличие строительной базы и пр.), но и от таланта архитектора. А что касается Новой Деревни, то этот район ныне воспринимается как единый архитектурно-пейзажный ансамбль, памятник общегородского значения.

В 1951–1958 годах Назарьин спроектировал и построил на Петроградской стороне ряд примечательных зданий, хорошо иллюстрирующих предыдущие рассуждения об архитектуре эпохи. Эти дома – своеобразный портрет времени, особенно для тех, кто помнит, как они строились и какой резонанс вызывали у горожан – ведь каждый был частью их жизни, источником радости.

В то же время для архитектора реализация его проекта порой оборачивалась огорчениями – так, на Малой Посадской ул., 12, по проекту Назарьина был запроектирован очень хороший дом с тонко декорированным фасадом – для сотрудников ЛИСИ, но в это время вышло известное постановление об устранении излишеств в архитектуре. В нем было немало здравого и полезного, жизнь действительно требовала нового, но, как часто у нас бывает, «перегнули палку», убирая декор не только там, где он был бутафорским, но и там, где он был вполне органичен. Это произошло и с домом на Малой Посадской улице, утратившим образ. Быть может, когда-нибудь можно будет вернуть декоративное убранство некоторым домам этого времени? В значительной степени это коснулось дома писателей на ул. Ленина, 22–26, эффектно поставленного Назарьиным в глубине участка, с курдонером (были убраны пилястры).