Зодчий

— Быстро же вы поднялись вверх! Хвала вам!

— Ничего удивительного, работаем не покладая рук.

— И вам хвала, уста Абид и уста Худайберган. И вам, уста Хасанбек и Хусанбек, и вам, Абу.

— Спасибо, — раздалось со всех сторон.

— Вижу, дела у вас идут споро. Слава аллаху, и сын господина бека поднялся на ноги!

— Вот и хорошо, — сказал зодчий. — Его светлость просил передать вам привет.

— Благодарим!

— Хочет прибыть сюда сам к завершению работ. Сказал, что сейчас чересчур занят делами, но осведомлен обо всем через Камбара-ходжу. А еще сказал, что если будет угодно аллаху, то в день завершения работ приедет вознаградить вас всех и пригласит в Карши, где собирается устроить пир и пожаловать вам златотканый халат. Он уже его приготовил.

— Ну, это уже лишнее, — заметил зодчий. — В этом необходимости нет… Если господин бек останется доволен, то это и есть лучшая награда мне, — добавил он со скрытой насмешкой в голосе.

Зодчий понимал, что добрый Ходжа-табиб преувеличивает и явно приукрашивает слова бека.

— Кладку мы делаем хорошую, прочную, — добавил он, — ведь сюда будут приходить люди и пить воду. Так пусть же они поминают нас в своих молитвах. Вот это и есть самая высокая награда за наш труд.

— Да ниспошлет вам господь всяких благ, — сказал табиб.

— Сюда прибыли дорогие для меня люди — гончар Абуталиб с сыном, мои добрые друзья Хасанбек и Хусанбек, — продолжал зодчий. — И это для меня огромная радость, больше того, счастье. Я не ошибся в них. Это благородные и верные люди.

— Счастлив человек, имеющий таких друзей. Я и прежде много хорошего слыхал о вас, ведь слава ваша достигла и нашей глухомани, а вот теперь бог привел увидеть вас, познакомиться и насладиться не только беседой с вами, но и вашим добрым расположением. И я счастлив чрезвычайно.

— Благодарю вас, табиб.

Уста Абуталиб с сыном, Хасанбек и Хусанбек, не пожелав отдохнуть после изнурительного пути, стали рядом с зодчим и сразу же принялись за работу. Они рассказали обо всем, что произошло в Герате со времени отъезда зодчего, и решили после завершения работ ехать вместе с зодчим в Бухару, найти там место для жилья, а осенью привезти свои семьи. Они уверяли, что климат Мавераннахра много благодатнее климата Хорасана.

Чули-бобо частенько говаривал о том, что стоит овце увидеть другую пасущуюся овцу, и она тут же начинает с аппетитом щипать траву. Так и зодчий, распределив работы между людьми, не мог сидеть сложа руки, а работал наравне со всеми. И, видя, как он, повязав лоб скрученным в жгут платком, кладет кирпичи на самом верху купола, люди трудились без отдыха, осторожно переносили кирпичи, складывали их горкой и, стоя на лесах, передавали из рук в руки, предварительно окунув в тазы с водой, отчего простые кирпичи, насыщаясь влагой, становятся еще крепче. Одни приготовляли раствор ганча, и наполнив им ведра, подавали мастерам, стоявшим наготове с мастерком в руках, другие подравнивали ломаный кирпич и подавали его для наклонных переходов и впадин. Молодые рабочие лопатами и кетменями углубляли впадину водоема, у двери сооружали ступени, а несколько человек разравнивали русло ручья до самой вершины Караташа.

Местные женщины ходили в пестрых платьях, надев их одно на другое, навешивали на шею тяжелые ожерелья. А Бадия, в легком, платье, сапожках и платочке на голове, вместе с матерью помогала готовить еду. Чули-бобо с чабанами не жалели баранов — надо же хорошенько накормить работников, да еще таких усердных. Жены и дочери чабанов, то есть вся женская половина населения степи, вели свое происхождение от племени кунград, и все они были очарованы озорной, ловкой, доброй на язык красавицей Бадией, хоть и родившейся в Герате, но происходившей из бухарского племени мангиб, и до смешного старались подражать и ее походке и ее манере говорить. Они знали о Бадие все: и то, что предки ее матери Масумы-бека были родом из Шаша, что на берегу Сайхуна, и происходили они из узбекского племени, и о том, что на семью зодчего обрушилось страшное горе — их единственный сын был казнен в Герате. Харунбек посоветовал Зульфикару и Завраку не говорить об этом ни с кем, но, так или иначе, судьба зодчего не была здесь ни для кого тайной. Сам зодчий был на редкость обаятельный человек, на удивление стойкий и сильный духом, и поэтому все здешние уважали его, а уж если он удостаивал кого своим особым вниманием, тот чувствовал себя на седьмом небе. Работал он па самом важном и трудном участке, и работал удивительно ловко. И это тоже вдохновляло работающих. Сооружение, рассчитанное на полтора месяца, быстро двигалось к концу, хотя не прошло еще и месяца. Водоем был почти готов и лишь на самом верху купола оставался просвет аршинов в пять. Этим трудным делом занимался сам зодчий. Помогали ему только ученики, работавшие на лесах с внутренней стороны купола. Другие же мастера работали внизу.