Зодчий

— Ничуть! Об этом и речи быть не может, но, если вы не уедете, душа моя не будет знать покоя. Вот она, правда.

— Тогда я никуда не уеду! — решительно заявил Заврак.

— Не мучайте вы его зря, — вмешалась в разговор Масума-бека, залившись слезами. — Никуда Заврак не уедет. Я нарекла его сыном, и не может он, не хочет обречь нас на одиночество.

На том разговор и закончился. В свое время не пришлось Завраку пройти «испытания подземельем», его, сироту, голодного и раздетого, пожалел зодчий и оста вил жить у себя. А вот теперь Заврак выдержал испытание потруднее. И выдержал с честью.

Ранним утром Харунбек, тщательно подготовившийся к дальнему пути, присоединился к большому каравану. Зодчий, уста Нусрат, Зульфикар и Заврак пришли проводить его и Гавваса Мухаммада. Зодчий горячо обнял обоих.

— Счастливой дороги, — промолвил он, — пусть бережет вас господь на всем пути до самого Герата. Передайте от меня привет уважаемому зодчему Каваму и всем, кто еще помнит меня или спросит обо мне. Как прибудете, не забудьте сообщить об этом нам. Если придется проходить мимо крепости Ихтиёриддин, воздайте молитву по усопшему сыну моему Низамеддину. Если поедете той же дорогой, взгляните еще раз на водоем. Да не забудьте передать от меня низкий поклон Чули-бобо.

Когда караван вышел за ворота Бухары и скрылся в дорожной пыли, зодчий печально побрел к старому своему дому.

Тихо текли дни, похожие один на другой. Теперь зодчий сделался заправским домоседом и проводил целые дни в молитвах. Иногда по пятницам, вместе со стариками из махалли, ходил он в мечеть Намазгох. Но свадеб и погребальных церемоний избегал, зато не жалел времени на советы мастерам, обращавшимся к нему за помощью. Если же его приглашали на торжество или на пир должностные лица либо чиновники, он, сказавшись больным, отказывался и оставался дома.

— Чем лежать без толку да тосковать, пошли бы лучше в гости, — говорила Масума-бека. — Ведь не можете вы отменить все праздники и торжества.

— Никуда я не пойду, — отвечал зодчий, — пусть посылают нукеров и потащат меня насильно. Зачем мне идти, если я не хочу их видеть? Все эти люди мне отвратительны. Только пьют, жрут да толстеют — настоящие черви. Нет от них никакой пользы народу, и не останется от них и следа.

— «От них, от них», от кого это от них? — сердилась Масума-бека. — Так и умрете, твердя одно и то же. А их много, и они останутся жить. Их и прежде было много и всегда будет много. Вы злитесь, а им на это наплевать. Сердиться можно на умных людей, на образованных, они поймут, а этих вы ничем не проймете. Время-то сейчас ихнее.

— Стало быть, ты хочешь, чтобы я склонил перед ними голову, покорился им? Нет, не покорюсь. Так и умру, а перед ними головы не склоню. Разве они сумели меня оценить? Они убили моего сына! Они изгнали меня! Они… Вот до чего довели они меня: мы стелем, а они разваливаются на самых почетных местах! Мы выращиваем пшеницу, печем хлеб, а они жрут его. Мы трудимся, а почести достаются им, Подлецы!

— Если вы всё так хорошо знаете, зачем же вы их сторонитесь, лучше присоединяйтесь к ним!

— Вот глупая! А я еще стараюсь ей втолковать, как и что. Да ну их, оставим этот разговор, где моя тыквянка, лучше заложу насвай[44]!

Так и проходили дни, неотличимо похожие один на другой. Иногда стариков навещала Бадия. Заврак жил на балахане, работал вместе с Зульфикаром под началом уста Нусрата на стройке во дворе богатого бая и заработанное отдавал в дом. Он сам приносил с рынка продукты, а иногда просил Бадию передать старикам деньги.

Через год Бадия родила сына. Трудно описать радость обеих семей. Мальчика в честь зодчего нарекли Мемор, что значит зодчий. И дед, прошептав на ухо младенцу молитву «азан», пожелал ему много счастья и здоровья.

Так и жил зодчий Наджмеддин в забвении и тишине, проводя все дни в своем старом доме, порою тоскуя, порою вспоминая о прошлом. Но тут гончар Абуталиб, побывавший в Самарканде, привез оттуда страшную весть: по приказу государя христианский квартал Дахаи Насарон в Самарканде стерт с лица земли. Убиты все — от младенцев до стариков. В последнее время зодчий прихварывал, а узнав эту ужасную новость, совсем занедужил.

— Почему? За что? — только и смог спросить он, бессильно откидываясь на подушку.

Оказалось, что кто-то распространил слух, что иноверцы, следуя мерзким своим обычаям, впали в смертный грех… Поэтому-то и был издан приказ об их поголовном уничтожении.

Глава XXXVIII Зодчий и астроном

Правителю Мавераннахра, его высочеству Улугбеку-мирзе устроили в Бухаре торжественную встречу. И вот уже третий день царевич пировал в старой цитадели в самом центре города. И этот пир тоже давали в его честь.