Зодчий

За беседой они допоздна засиделись за дастарханом, и только в полночь уста Нусрат спохватился — ведь гостям нужно отдохнуть. Лучшую комнату в доме отвели зодчему с женой и дочерью. Заврака, Гавваса и Харунбека устроили в комнате поменьше. И для Абуталиба с сыном, Хусанбека и Хасанбека нашлась комната.

Наутро, после трапезы, зодчий вместе с дочерью и уста Нусратом отправился в махаллю Эски Намазгох, в старый свой дом. Масума-бека осталась дома с женой и дочерьми уста Нусрата, мужчины, во главе с Зульфикаром, пошли осматривать город и в первую очередь знаменитые бухарские базары.

По дороге зодчий рассказал о своих планах — он не намерен участвовать ни в торжествах, ни в празднествах, да и вообще будет сторониться всех высокопоставленных лиц, потому что они до смерти ему надоели; что остаток жизни своей он хочет провести в покое, пусть даже в бедности, но ни за что не будет больше браться за большие работы, а предпочитает набрасывать чертежи мостов, бань и сам же будет распорядителем работ на таких небольших строительствах и что, конечно, о его приезде в Бухару ни в коем случае нельзя ставить в известность должностных лиц.

— В квартале Деггарон продается хороший дом. Не купить ли его вам, зодчий? — предложил уста Нусрат.

— Вот для Хусанбека и Хасанбека надо бы купить, — ответил зодчий. — А свой дом я, уезжая из Бухары, оставил дяде. Родному дяде. У него, конечно, есть сыновья, и, надо полагать, они живут там. Правда, рядом у них свой дом и двор. Пойдемте посмотрим. Ведь столько лет прошло, небось все так изменилось, что и не узнаешь. Увижу своих племянников, — может, продадут мне старый дом. Я бы им дал приличную сумму.

— Дело в том, что я видел ваш дом, господин зодчий, — нерешительно протянул уста Нусрат. Бадия и зодчий вопросительно взглянули на него, ожидая дальнейших объяснений. — Не слишком-то похож он на ваш гератский. Маленький, комнатушки темные. Купим вам хороший дом с двором, я уже присмотрел. Расположение прекрасное, двор просторный, много цветов, oтделка ганчевая, над резьбой потолков сам полгода потрудился. Да там неподалеку еще один дом продается.

Вот уже месяц я придерживаю его для вас. И о цене договорились. Разрешите, я сам за него заплачу, а а вами как-нибудь уж рассчитаемся.

— Я очень вам благодарен, — сказал зодчий, — но мы сперва посмотрим в Намазгохе мой старый дом.

Пока они пробирались по узким улочкам, зодчий успел рассказать отцу Зульфикара о том, какие трудности и опасности подстерегали их на пути в Бухару.

— Как знать, быть может, нам лучше было ехать с большим караваном, а не на своих арбах. Как знать, — добавил он.

Махалля Эски Намазгох находилась далеко от центра города, и состояла она из узких извилистых улочек, утыканных низенькими и высокими крышами. Домишки, точно пчелиные соты, лепились один к другому. Через всю махаллю протекал арык, был здесь и искусственный водоем — хауз. Так были узки эти улицы, что туда не могла въехать даже арба, а могли пройти лишь конь да ослик. Здесь и находился дом отца зодчего, уста Шамсуддина. За узенькой, украшенной резьбой калиткой лежал небольшой дворик, где притулился хилый домишко о двух комнатах, с айваном — террасой — и надстройкой — балаханой. Зодчий оглянулся на дочь, и лицо его расцвело радостной улыбкой. И было в этой улыбке столько счастья, столько гордости, что Бадия даже замерла — вот так радовался отец прежде — искренне и простосердечно, совсем как ребенок.

— Смотри хорошенько, дочка, — сказал зодчий, — вот здесь я вырос.

— До чего же узкая улочка, — откликнулась Бадия.

— В городе есть улицы и поуже этой.

— Да здесь, отец, людям и не пройти. Видать, одни муравьи ползают? — засмеялась Бадия. — Да и, видно, не метут здесь вовсе.

Она огляделась и сморщила носик. Зодчий понял, что Бадие, привыкшей к широким и благоустроенным гератским улицам, здесь многое не по душе.

— Если бы ты видела все моими глазами, — вздохнул отец.

Зодчий толкнул калитку, она поддалась, они втроем вошли во двор.

Во дворе ни души. Мертвая тишина. Зодчий посмотрел на террасу — подпиравшие ее четыре деревянные колонны показались ему такими бесконечно дорогими, что у него даже слезы выступили на глазах. Вспомнилось ему, как в детстве сидел он здесь в кругу родных, слушал интересные разговоры, мечтал. А вот и гвоздь.

Ну конечно же тот самый гвоздь! Возвращаясь из медресе, он, мальчик, вешал на него сумочку с книгами. Да и двор вымощен все теми же плоскими квадратными кирпичами. На ступеньках террасы один кирпич, как и тогда, расколот и сложен из двух половинок, а одна из колонн, подпиравших террасу, испещрена цифрами, Это он записал когда-то даты своего учения в медресе; как ни странно, цифры до сих пор не стерлись, их пощадило время. А вот посреди двора и старое тутовое дерево, только стало оно выше да ветвистее. Зодчий вошел в комнату, заглянул в сарайчик, в каморку, взошел на ступеньки балаханы. Все, буквально все, как было прежде.

Бадия осталась стоять посреди двора, около старого тутовника, и с удивлением поглядывала на отца.