Зодчий

— Что с вами, мастер? — спросил зодчий. Абдугафур сидел у таза с ганчем, вытянув онемевшие ноги, выронив кирпичи. В руках он держал мастерок. Он слабо улыбнулся зодчему побелевшими губами. Стоящий поодаль Ахмад Чалаби хмуро глянул на них и стал спускаться вниз. Мастер Абдугафур, как человек, борющийся с дремотой, смежил веки; голова его наклонилась набок.

— Устад, простите меня…

— Да что с вами? — зодчий наклонился над ним. Он обнял Абдугафура и прижал его голову к себе. — Мастер, дорогой мой, откройте глаза.

— Ло-о-илоха, иллоху Мухаммадан расулил лох… Куф!

__ Мастер Абдугафур был мертв. Он ждал, ждал из последних сил, пока зодчий поднимался по лесам. Но вот зодчий пришел, обнял его, и он испустил дух. Из последних сил, бедняга, ждал устада.

Наступила тишина. Люди молчали, их потрясла эта неожиданная смерть. Зодчий начал читать молитву по усопшему. Затем положил его, развязал свой поясной платок и туго повязал покойному подбородок. Мальчик созвал всех работающих на стройке. Люди с ужасом глядели на мертвого Абдугафура.

— Скончался в единочасье, — проговорил зодчий, — утром ведь пришел сюда и работал как всегда.

— И мне не жаловался, что болен, — подтвердил мальчик. — Наоборот, все поторапливал, да и сам работал споро…

— В единочасье, — повторил зодчий. — Просил простить, и все. О всемогущий!

— Достойная смерть! — задумчиво проговорил мастер Хасанбек. — Сегодня пятница, — значит, он отмечен милостью божьей.

Работы прекратили и в тот же день, после пятничной молитвы, мастера Абдугафура похоронили.

Работавший еще сегодня утром на самом высоком портале, мастер Абдугафур вечером уже лежал в сырой земле.

Так один из лучших работников, скромный и безответный человек, ушел из «мира бренного» в «мир нетленный». Все кругом искренне оплакивали его. Да и что он видел в своей жизни — только изнурительный труд и лишения…

Только один человек — Ахмад Чалаби был доволен тем, что у зодчего потихоньку «надламываются крылья», что он теряет преданных ему людей. Однако после смерти мастера он, подобно хамелеону, сумел быстро сменить окраску. «Я был ближайшим другом мастера Абдугафура, — твердил он. — Делал ему много добра, он постоянно бывал у меня. Вот и с зодчим тоже свел его я…» И, словно потеряв близкого человека, ходил хмурый и печальный.

Но еще в те времена, когда мастер Абдугафур работал у Ахмада Чалаби, тот не уставал внушать ему: «Зодчий — дурной человек, ему и царевичи не доверяют, а сын его — головорез и связан с бандой хуруфитов».

Так и не рассказал Абдугафур зодчему о наговорах Чалаби, но, поняв, что это человек коварный, что помыслы его черны, избегал его, сторонился. Сам же Ахмад Чалаби боялся, что Абдугафур передаст зодчему его слова, и поэтому старался сжить со света мастера Абдугафура. Внезапная смерть Абдугафура избавила Чалаби от излишних волнений, — как говорится: выпал снег и замел следы.

Недели через две на строительство явился сам Байсункур-мирза в сопровождении нукеров и осмотрел почти всю стройку. В комнате для уроков, которая называлась дарехана и была приготовлена для приема высокого гостя, царевич собрал всех мастеров, пригласил зодчего. Он сказал, что следует ускорить работы и закончить их к месяцу шабон[12], чтобы праздник рамазан[13] встретить весело и с легкой душой. Зодчий отчитался перед царевичем о ходе работ и обратился к нему с просьбой помочь осиротевшим детям мастера Абдугафура, так самоотверженно трудившегося на стройке. Ахмад Чалаби, поняв, что царевич сейчас даст согласие и уже услыхав его «конечно», вдруг вскочил с места и низко поклонился:

— И впрямь, покойный Абдугафур был честным человеком. Удивительный и редкий мастер. — Он сделал ударение на словах «удивительный» и «редкий» и покосился на зодчего. — Смерть его — огромное горе для всех нас. Весьма вероятно, что именно по этой причине мы и задерживаем сейчас работу, да и облицовка идет некачественно. С божьей помощью мы работы ускорим. Особенно же просим царевича оказать помощь семье умершего мастера. Да и я сам, — добавил скромно Ахмад Чалаби, — тоже прикопил немножко денег…

Ни один из мастеров, сидевших в этой просторной и прохладной комнате, не произнес ни слова. Они лишь смотрели на Ахмада Чалаби, смотрели на этого лицемера, лебезившего перед царевичем. Промолчал и зодчий. Тот, кто сейчас назвал мастера Абдугафура честным, редкостным специалистом, совсем недавно распускал о нем слух, будто он прокаженный и из его рук нельзя брать пищу. И даже сейчас, после кончины Абдугафура, не постеснялся назвать его негодным человеком, не сумевшим обеспечить своих собственных детей. Они и без того знали, что Ахмад Чалаби отъявленный лицемер, но чтобы он смог дойти в своем вероломстве так далеко, этого даже они не ждали и лишь просили господа оградить их от этого человека.

Когда все разошлись, зодчий присел на скамейку во дворе медресе и крепко обхватил голову руками. В висках ломило. Рабочие на крыше, на порталах, на лесах и в худжрах молча смотрели на него. Все они видели, что зодчий расстроен, что силы его подходят к концу.