Зоя. Том первый

И, пробиваясь через любопытных и галдевших соседей, выскочила на улицу. Ей навстречу уже бежали трое стражей порядка. Видимо, кто-то вызвал полицию.

Алия не стала возвращаться домой, а пошла по уже тёмной улице. Спустилась к Дону.

Полицейские с трудом связали разбушевавшегося мужчину. Он, наполовину бритый, вырывался из цепких рук служителей закона, кричал, кусался. Его забрали в участок.

Некоторые женщины помогли Галине подняться с пола. Подмели все волосы, уложили девушку на кровать. Одна из помощниц осталась сидеть рядом с Галей до прихода матери.

Соседи долго не расходились по своим комнатам.

Зоя, зайдя к себе, увидела, что мачеха спит.

На полу валялся халат, который до поступка Галины хранил все сбережения семьи Кирьяновых.

Жестокое бритьё Галины словно спустило Зою с небес на землю. Она готова была целовать мачехе и отцу ноги, лишь бы с ней не поступили так же. А ведь могли! Ещё как могли за всё, что Зоя начудила. И за Катерину, и за Янека, и за собрания, и за откровенные платья, и за то, что сбежала и выдала тайник незнакомой, по сути, девушке.

Всё это должно было быть наказуемым, но волна отцовской ярости и мести пронеслась мимо и затихла где-то. Зоя начала бояться, что мачеха проболтается отцу, и тогда точно несдобровать. А потом вспомнила, что Евдокия Степановна стала редко жаловаться на детей отцу.

Мачеха иногда говорила:

– Мне он вряд ли поверит, когда на него посмотрят две пары самых родных на свете глаз и с искренним изумлением удивятся тому, что на них наводят поклёп. И я стану плохой и злой, а отец хорошим. Гриша всегда с детьми помирится, а на меня всех собак спустит. Нет уж, Гриша, я лучше промолчу.

Зоя, не поднимая с пола халат, на цыпочках, чтобы не шуметь, дошла до своей кровати, прилегла и быстро, как мачеха уснула.

Утром проснулась, услышала какую-то оживлённую болтовню в коридоре. Приоткрыла дверь. Многие соседи толпились около Галькиной квартиры. Услышала, что говорят в толпе:

– Сбежали турецкие рожи от нас, вон, только квартиру пустой оставили, когда успели-то?

– Да она в свою Турцию, небось, умотала от такого сумасшедшего мужа.

– Как же он мог девчонку обрить? Позор теперь на весь город.

– А Зойка тоже хороша, видать, начудили вместе, а досталось одной. Евдокия её за волосы прямиком к Гальке тащила.

Все разговоры были лишь о том, что дети от безделья страдают и нужно их чем-то занять.

Днём узнали, что Алия и Галина ночью собрали необходимые вещи и решили поехать в Турцию.

Отца Галины отпустили уже утром, об этом свидетельствовали записи в журнале.

Через два дня пришла ещё одна новость: «Семёна нашли в порту с пробитой головой».

Мачеха проспала до обеда. Благо у неё был выходной. Она встала, подошла к Зое и произнесла редким ласковым голосом:

– Доброе утро, доченька!

Обняла, а девушка уткнулась мачехе в плечо и прошептала:

– Простите меня, маменька, я теперь никуда без вашего ведома не пойду, клянусь.

Евдокия покивала головой, будто и простила, и согласилась.

А после обеда домой вернулся Григорий. Уставший и без настроения. Рявкнул грубо приветствие жене и дочке. Зоя даже не расспросила о Макаре.

– Налей, – рявкнул Григорий Филиппович жене.

– Нет, Гриша, обойдёмся без этого. Хотя…

Евдокия замолчала на секунду и произнесла, тяжело вздохнув при этом:

– Макар пропал без вести.

– Дуся, помянем… – с грустью в голосе сказал Григорий Филиппович.

Евдокия Степановна так и застыла на месте. Зоя ахнула, вскрикнула и затряслась в рыданиях.

Григорий взглянул на жену и плачущую дочь и вышел из комнаты.

Мачеха ещё долго стояла в оцепенении, потом подошла к Зое, склонилась над ней, прошептала:

– Плачь, дочка, плачь.

А сама присела рядом. Слёз не было. Евдокия ждала, когда наконец-то они хлынут и из её глаз, чтобы смочить боль, которая сейчас сжимала сердце.

                                         * * *

Григорий Филиппович вышел из дома и отправился на работу.

По пути ругал себя за то, что не сказал правду и усугубил без того напряжённую ситуацию. Но он осознавал, что боялся за Макара. Не хотел, чтобы кто-то знал о его местонахождении, даже самые близкие могли навредить. Именно сейчас, когда сын в безопасности, нужно позволить всем забыть о нём. А дальше как Бог даст. Всегда можно оправдать себя тем, что отцовское беспокойное сердце подсказало так.

Григорий вошёл в кабинет, поклонился.

– Успел, молодец, сейчас Прохор придёт, у меня к вам серьёзный разговор, – произнёс начальник.

Кирьянов присел на лавку, запрокинул голову назад. Задрожали руки, крупные слёзы покатились из глаз.

– С сыном что-то Гриша? – спросил Парамонов.

Григорий Филиппович удивился, что начальник назвал его по-простому, быстро вытер мокрые щёки. Не успел ответить, и в это время в кабинет вошёл Прохор. Поздоровался.

– Мне нужно точное местонахождение ваших детей, – начал разговор Парамонов. – Поймите меня правильно. Произойти может всё что угодно. Вам, как самым бесценным работникам я готов предоставить всю необходимую помощь.