Зоино золото

Она была на улице, когда зазвонил телефон. Эллиот не походил на себя вчерашнего: он был спокоен и решителен. Это напугало ее еще больше.

— Я хочу, чтобы ты увидела кое-что. Мне нужен свидетель.

Ей показалось, что она слышит голоса на заднем плане.

— Маркус? Где ты?

— В хозяйственном магазине. В паре кварталов от твоего дома.

— Что ты там делаешь?

— Так, покупал кое-что. Я еду в аэропорт.

— В аэропорт? Ты уезжаешь?

Эллиот что-то сказал, но мимо проехал грузовик и заглушил его слова. Керстин прислонилась к стене.

— Маркус? Ты возвращаешься в Лондон? Ты это сказал?

— Пока нет. Дело в картине, Керстин. Она здесь.

Он словно подслушал ее мысли.

— Твоя картина? Автопортрет?

— Она здесь. Я хочу, чтобы ты увидела ее. Хочу, чтобы ты увидела все это.

— Я не понимаю.

— Давай встретимся там.

— Маркус? Что ты?..

— Она уже должна быть на складе. Он сразу за Мэрста. Я объясню тебе, как проехать. Я скажу им, чтобы тебя встретили.

Что за бред. Зачем им ехать на какой-то склад? И почему именно сейчас?

— Что ты собираешься сделать, Маркус? Надеюсь, не продать портрет? Ты говорил мне, что не хочешь его продавать.

Фургон выехал с боковой улочки и втиснулся между машинами. Яростно заревели гудки.

— Маркус?

— Я собираюсь показать тебе нечто необычайное. Нечто, чего не видел никто, кроме Зои.

— Что? Маркус, о чем ты говоришь?

— Пора открыть гробницу.

48

Он не проехал и полмили, как мотор заглох. Он с молчаливым непониманием смотрит на приборную панель, пытается включить зажигание, раз, другой, затем понимает, что случилось: кончился бензин. В своем последнем рывке от побережья он был слишком взвинчен, слишком взбудоражен, чтобы увидеть желтый предупреждающий огонек под датчиком топлива. А теперь в баке сухо, как в пустыне.

Он может доехать до аэропорта на поезде, а там взять такси до склада. У него как раз хватит наличных, но только на дорогу туда.

Неважно.

Проверка документов в отделе охраны задерживает его на пятнадцать минут. Мужчины в мешковатых форменных костюмах, с волосами, собранными в хвост. В накладных стоит имя отправителя — Пола Коста. Он прислал факс, но они все равно несколько раз звонят в Лондон, прежде чем пустить Эллиота на склад.

Контейнеры громоздятся в стальных клетках до самого потолка. На складе собачий холод, со стропил свисают яркие белые лампы. В углу вода сочится серебряной нитью из дыры в крыше, разбиваясь о цементный пол. Стены дрожат от грохота выруливающих на взлетную полосу самолетов.

Его проводят в клетку рядом с автопогрузчиком. Над кабиной еще горят предупредительные огни. Никто и не подумал обыскать его. Ему даже одалживают специальный нож, чтобы взрезать упаковку. Они открывают клетку, изучают свои распечатки и вытаскивают большую плоскую коробку. Потом снова запирают клетку и оставляют его одного, почти не бросая косых взглядов на его забинтованную руку.

Он смотрел на эту картину тысячу раз, после того как нашел ее в доме отца. Но теперь все будет иначе. Теперь он увидит ее другими глазами, глазами посвященного, глазами того, кто знает.

Он устраивает коробку на полу и разрезает толстый скотч. Внутри картина обернута в трехдюймовый слой пузырчатой пленки — кокон из белесого пластика. Он целую вечность вынимает ее единственной здоровой рукой. Он рвет и кромсает, тяжело дыша. Он хочет снова увидеть это лицо, темные глаза, алые губы. Он хочет увидеть картину во что бы то ни стало.

Он срывает последний слой упаковки. И наконец она снова с ним.

Выражение ее лица всегда было загадочным: она не хмурилась и не улыбалась. Он смотрит на нее и начинает видеть то, чего не замечал прежде: под экзотическим нарядом скрывается безжизненная кукла. Золото — вот что живо. Оно пульсирует, мерцает. Кровь струится по тайным венам.

Он шагает ближе. Автопортрет в маске — иллюзорное, поддельное «я». Приглашение заглянуть под личину, но не для всех, а лишь для тех, кто знает. А большую часть ее жизни не знал никто. Это был портрет китайской принцессы в Париже, некой безымянной знакомой Зои, которую она встретила, быть может, на одном из маскарадов, что так любили на Монпарнасе. Зоя поддерживала свой обман сорок лет, пока миссис Ханна Эллиот не появилась в ее доме осенью 1970-го.

Нож неплохо режет, но сможет ли он снять верхний слой? Ему нужен инструмент свежевальщика, изогнутое лезвие, которое не вонзится чересчур глубоко. Снимет позолоту, но оставит то, что под ней: Севастополь Зои, pentimenti Зои. В хозяйственном он купил трехдюймовый шпатель, удобный, со скошенной кромкой, достаточно острый, чтобы пронзить плоть. Продавец посоветовал ему обращаться с ним поаккуратнее. Осторожнее, а то порежете себя на кусочки, сказал он.

Рама из лакированного дерева отделяется от картины с резким щелчком. Он достает шпатель из внутреннего кармана, подносит его к панели. Рукоять инструмента, гладкую и твердую, непросто удержать в забинтованной ладони.