Зола

— Автобус подъехал, — сообщил он. — Остановился у самых дверей. Я вижу, как Катькины родители вылезают, ещё какие-то люди… родственники, наверно.

— Дай поглядеть, — попросила она.

Он осторожно, стараясь не коснуться её ненароком, передал ей бинокль.

— Да, точно, — проговорила Вика. — Гроб вынимают из автобуса, закрытый… Интересно, откроют его для прощания или уже нет? Ведь Катька, наверно… после полета с седьмого этажа… Но, говорят, сейчас в моргах настоящие чудеса делают — любого покойника могут привести в такой вид, что любо-дорого глядеть.

— Замолчи! — крикнул он. Его голос сломался на этом крике, и он «подпустил петуха».

— Все, молчу, — преувеличенно спокойно сказала она. Ее лицо не соответствовало этому спокойному тону: Вика так жадно вглядывалась, что её лицо приобрело почти хищное выражение. — Их автобус неудачно встал. Мешает проехать какому-то черному чудищу с затемненными стеклами — то ли «Мерседесу», то ли «БМВ» — который хочет пропереть через ворота прямо на аллею кладбища. Наверно, приехал тот, из-за кого задержали эти роскошные бандитские похороны.

При этих словах Стасик поглядел на часы.

— Как раз полдень…

— Ну и что?

— Время такое, самое торжественное, как бы.

— Ага, разъехались, наконец. Автобус чуть назад подал, и эта шикарная машина прошла на аллею. А ты бы хотел такую?

— Конечно, хотел бы, в чем вопрос.

— Это хорошо, что ты хочешь.

— Почему?

— Потому что я собираюсь уцепиться за тебя всерьез и надолго.

Стасик схватил её и повернул к себе.

— Даже после этого?

— После чего?

— После того, как тебе стало противно?

— Конечно! Мне ж не ты стал противен, а вообще… И через это в любом случае надо пройти. Да?.. — Стасик держал её за руки и глядел на нее, пока она продолжала. — Я не понимаю. Видно, мы какие-то не такие… Девки начинают трахаться с двенадцати лет, некоторые даже на панель выходят, вон, сколько в газетах об этом пишут… И кайф от этого ловят. Катька в четырнадцать лет начала. А мы в пятнадцать не можем! Это ж ненормально, да?.. Но у нас получится, правда?

— Получится!.. — выдохнул Стасик. И, прижав Вику к себе, попытался поцеловать её в губы — точней, шмякнулся губами в её губы, потом повалил её на пол, начал судорожно расстегивать её блузку и задирать юбку.

— Прекрати! Прекрати! — Вика пыталась отбиваться от этого натиска отбиваться уже не в шутку, а всерьез. — Что ты делаешь? Ты же меня искалечишь! Нельзя так! И как раз тогда, когда Катьку сжигают!..

— Пусть сжигают! — прохрипел Стасик, сам не понимая, что говорит. Эта долгая игра возбудила и воспалила его так, что он уже ничего не соображал. Он пыхтел над Викой, нависая над ней побагровевшим лицом, и опять пытался справиться с «молнией» джинсов — которая, как назло, не поддавалась. Может, оттого, что его руки слишком тряслись.

— И правда, пусть… — прошептала Вика, оскалясь как маска смерти прекрасной смерти. — Давай… — она раздвинула ноги, а Стасик на секунду оторвался от неё и привстал на колени, чтобы наконец справиться с джинсами. Он обеими руками теребил «молнию», а Вика крепко зажмурила глаза, её раскинутые руки вцепились в расстеленную под ними дубленку, сжали плотную кожу до боли в пальцах — теперь она больше не напоминала маску смерти, а больше походила на пациентку, которой рвут слишком крепко засевший зуб пациентку, которая и боится подступающего мига мучительной боли, и ждет блаженного освобождения после этого мига. Приблизительно такую же операцию без наркоза — но словесную, а не физическую — она осуществила над Стасиком, когда сообщила ему о смерти Катьки, и теперь Стасик отыгрывался на ней; не думая, естественно, о том, что отыгрывается, что выпад Вики возвращается к ней бумерангом.

Он почти справился с джинсами, когда за окном полыхнуло, а грохот, казалось, до основания сотряс весь дом.

— Что это? — Вика открыла глаза. Стасик метнулся к окну.

— Ну и ну! — ахнул он.

— Что там? — Вика повернула голову, но даже не сделала попытку приподняться. Видно, напряжение ожидания источило все её силы.

— Рванули могилу этого бандюги… — Стасик, естественно, был полностью «погашен». — То есть, все бандитские похороны…

— Брось! — Вика подскочила и рванула к окну.

От пышных бандитских (во всяком случае, Вика и Стасик были уверены, что бандитских) похорон остались лишь кровавые ошметки. Взрыв охватил едва ли не пятьдесят метров в диаметре, и задел даже роскошный «БМВ», остановившийся неподалеку от места захоронения. Что касается самого владельца «БМВ», то он, наверно, был уже неотделим от других людей, разметанных в клочья на белом снегу.

Стасик, абсолютно отупело, поглядел на часы.

— Двенадцать десять, — сказал он. — Это ж, выходит, всего десять минут прошло, с тех пор, как мы… — он схватил Вику за руку. — Абзец! Тикаем отсюда!

Вика, ни слова не говоря, подхватила свою дубленку, и поспешила за Стасиком — к выходу, куда он её тянул, не выпуская её руки. Другой рукой Стасик на ходу подхватил сумку.

Но далеко убежать им не удалось. Выскочив в коридор, они услышали звяканье ключей в замке входной двери и увидели, как дергается ручка.