Золотая баба

Остальные острожники тоже задвигались. Видно было, что и у них есть что сказать относительно проекта. Управитель счел за лучшее не обострять отношения с работниками и примирительно сказал:

- Вот что, я подумаю о ваших претензиях.

И, повернувшись, пошел в сторону следующего дома. "Свита" как по команде потянулась за ним.

- Что за человек? - вполголоса спросил Фогель у Тихона, когда они отошли на достаточное удаление.

- Жиляй-то? Цыган он по рождению, да уж давно в тутошних деревнях обжился. Пока в острог не угодил, кузнецом был. А здесь плотничьему делу навык...

- За что сидит?

- За воровскую монету. Не иначе как в дальнюю каторгу сошлют...

Фогель надолго задумался, потом, как бы спохватившись, спросил:

- И что же, верно он говорит, что кержаки в избы, по нашему проекту строенные, не пойдут?

- Так ведь и то сказать - к заводу-то приселяться сколько не соглашались. А увидят, что не по ихнему нраву строено, так, может, и вдругорядь упрутся. Самый ведь негодящий народ - только и глядит, в чем бы начальству неприятность сделать, - с почтительно-злобными ужимками тараторил Тихон.

- А ведь он соображает кое в чем, - раздумчиво произнес Фогель, словно не слыша приказчика. - Что вам надо: рабочих или пилястры? Хм, не так глупо... Да, распорядись-ка, чтобы острожникам топоры не давали...

- От нужды сие учинили, - с сожалением ответствовал Тихон. - Некому строить, ваше благородье.

- Но они ведь и убить могут...

- Это как пить дать, - согласился приказчик. - Особенно Жиляй.

Иван ехал на лошади, а его новый знакомец шагал рядом, держась за стремя.

- Где-то здесь ворга должна начаться, - беспокойно оглядывая приречный сосняк, произнес Алпа. - Прямо к горам пойдет.

Через некоторое время он оставил Ивана и вскарабкался на осыпающийся гребень яра. Крикнул:

- Здесь!

Иван слез с лошади и стал взбираться за вогулом, ведя животное на поводу.

- Смотри, - Алпа указывал на заплывший смолой знак на стволе: стрела, перекрещенная двумя другими. - И вон, и вон...

Они сделали несколько неуверенных шагов по тайге, и направление тропы явственно обозначилось цепью катпосов, теряющейся в чащобе.

- Ну вот, - облегченно сказал Иван и, поставив ногу в стремя, взялся за луку седла.

- Подожди, - Алпа положил ему руку на плечо и заглянул в глаза. Побожись, что не обманешь...

- Иссуши меня, господи, до макова зернышка, если... - начал Иван и остановился. Принялся расстегивать ворот рубахи. - Давай вот что: крестами поменяемся. Тогда уже неотменно друг другу пособим: ты мне к Золотой Бабе пробраться, а я тебе зазнобу твою добыть.

Алпа просветлел лицом и тоже вытянул из-за пазухи крест. Стащил заношенный гайтан через голову.

- Если ты так... Если... - и задохнулся от переполнявших его чувств.

- Не бойсь, все любо-мило будет, - бормотал Иван, надевая крест вогула. - Еще заживете в нашей деревне - подмогнем избу сложить, чай, не чужие.

Евдя сидел у входа в свое жилище и выстругивал из чурки топорище. Лицо его было мрачно, он то и дело вздыхал. Прикрикнул на жену, когда она неловко задела его, выбираясь из землянки.

Когда же на дальнем краю травянистой поляны, окружавшей пауль, показался всадник, вогул порывисто вскочил и, приложив ладонь к глазам, стал вглядываться в гостя. Сокрушенно покачал головой и опустил руку.

К землянке подъехал коренастый мужик в выгоревшей красной рубахе и измятой шляпе-грешневике. В смоляной бороде его поблескивали серебряные нити. Черные глаза смотрели насмешливо и недоверчиво.

- Здоров, хозяин!

- И ты здравствуй, гостенек богоданный! - явно подлаживаясь к раскольничьей манере, ответил Евдя.

И подхватил под локоть бородача, слезавшего с лошади.

- Привет тебе от крестового, - каким-то заговорщическим тоном сказал чернявый.

Вогул с тревогой воззрился на него.

- Был у тебя Ванька?

Евдя, не дрогнув ни одним мускулом, продолжал молча смотреть на гостя.

- Антипа меня послал - сродником ему прихожусь. Сам-то в гошпитали заводской лежит. Велел Ивашку возвернуть: все, мол, отменили приписку...

Евдя сокрушенно хлопнул себя по бедрам и покачал головой. Кивнул бородачу в сторону землянки: заходи.

Когда уселись на расстеленной шкуре, вогул сбивчиво заговорил:

- Грех... грех мой... отказал парню... Второй день маюсь, что отпустил. Он, видать, вверх по речке пошел... Разве что из наших кто ему воргу-то показал... Ой, не знаю, живой ли...

- Так, может, догоним? - нетерпеливо спросил чернявый.

Евдя, не говоря ни слова, поднялся, повернул мешок с серебряным блюдом "ликом" к стене. Превозмогая страх, пробормотал:

- Тайгой если идти... По речке-то далеко... Лошадь, однако, здесь придется оставить.

- Я и по-пешему привычный, - странно усмехнулся бородач. - По тайге-то верст тоже намерено...

Фогель сидел рядом с Анной на деревянном диване и задыхающимся голосом говорил:

- Анете, мое счастье в твоих руках. Если ты скажешь "да", я увезу тебя в Саксен, в самый красивый город в целый свет - в Дрезден.