Золотая братина: В замкнутом круге

– По утрам в багажнике своей машины он вывозит… – Лысый облизал пересохшие губы, – вывозит землю в мешках!.. Я выследил: утром вчера и сегодня… на своем такси… Вывозит в парк Фридрихсгайн, там в конце есть овраг.

«Вот оно что… – подумал товарищ Фарзус, испытав внезапный озноб. – Понятно…» И вслух сказал:

– Теперь, дружище Курт, наблюдение только за квартирой господина Штойма и за фрау Дархен… Могут они в одночасье засобираться съезжать… Вот этот момент нам упустить никак нельзя. Наблюдать денно и нощно! Вознаграждение еще раз удваиваю.

«Значит, подкоп, – определил Иоганн Вайтер. – И у Никиты получится. Наверняка он все рассчитал. Что же… Остается только ждать. Со второй половиной провалиться нельзя…»

Да, были у господина Иоганна Вайтера свои намерения, связанные со второй половиной сервиза «Золотая братина»…

«Удачи тебе, Никита Никитович!»

Но рухнули планы товарища Фарзуса. Из Москвы пришла шифрованная директива: готовить судебный процесс, склонить к нему любыми способами и средствами графа Оболина. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!..

«Что же, – рассудил товарищ Фарзус, – приказы начальства анализу не подлежат, они выполняются. И выполню я его по высшей статье. Процесс будет. Во всяком случае, он начнется. А там посмотрим. Интересно, кого они из Москвы пришлют, чтобы мне через плечо заглядывать? Первая кандидатура – Забродин. С этим лучше ухо держать востро – хитрая бестия… Итак, первая задача – граф Оболин. Очень даже не зря мой человек его в Осло сопроводил – тайно, разумеется».

Как-то в полдень в один из первых дней мая 1922 года (было прохладно и ветрено) Дарью на многолюдной берлинской улице, когда она вышла из магазина, остановил мужчина средних лет и сказал на чистейшем русском языке с петербургским выговором:

– Добрый день, милейшая Дарья Ивановна! Дарья обомлела – чуть сумку не выронила.

– Да вы не извольте волноваться, сударыня, – пришел ей на помощь незнакомец, подхватывая под локоток. – Я, собственно, к вам с приветом от Алексея Григорьевича.

– Графушка… – прошептала молодая женщина. И серые дома с витринами магазинов стали заваливаться набок. – Графушка…

Сильная, цепкая рука подхватила ее за талию.

– Вот что значит любовь, Дарья Ивановна! Умоляю, молчите. Именно так-с, любовь! И их сиятельство без вас, можно сказать, жизни не имеет, чахнет на глазах.

– Да кто вы такие?… – наконец прошептала Дарья.

– Я ваш друг и преданный слуга графа Оболина. И у меня к вам, Дарья Ивановна, лишь один вопрос: желаете ли вы, как этого страстно желает Алексей Григорьевич, соединиться со своим возлюбленным?

– Желаю… – И у молодой женщины опять все поплыло перед глазами.

– Да не переживайте так, многоуважаемая Дарья Ивановна. Все складывается наилучшим образом! Вам надо всего лишь написать Алексею Григорьевичу небольшую записочку.

– Какую записочку? О чем?…

– Моментально растолкую. Только, милая моя Дарья Ивановна, если о ней узнает… – Незнакомец огляделся по сторонам и понизил голос: – Если о ней узнает Никита Никитович – всему конец. Вы погубите и себя, и Алексея Григорьевича.

– Он ничего не узнает! Крот… – И такая ненависть прозвучала в голосе Дарьи, что мужчина с незапоминающейся внешностью погрузился в довольно продолжительную паузу.

Но затем продолжал с явным облегчением:

– А раз так, сейчас я вам все растолкую…

Да, записка, полученная от Дарьи графом Оболиным, сработала безотказно, хотя у товарища Фарзуса были некоторые сомнения (дело в том, что люди его типа не верят в «так называемую любовь», в то, что «браки заключаются на небесах», и в прочую подобную чепуху). Были, были сомнения, и на крайний случай разработал господин Иоганн Вайтер второй, запасной вариант действий – его основу составлял прямой, грубый шантаж, включающий угрозу жизни дочери Алексея Григорьевича, Оленьке, проживающей в Париже с матерью по адресу, который товарищ Фарзус помнил наизусть. Слава богу, ко второму варианту прибегнуть не пришлось.

Подготовка к процессу теперь шла полным ходом – адвокаты, свидетели, журналисты и прочее, и прочее. Дел, как говорится, под завязку. Но оставалось еще одно, главное дело: Никита Никитович Толмачев, лжеграф, охотник за второй половиной «Золотой братины» с подкопом под магазин Арона Нейгольберга. «Знать бы, сколько ему осталось копать…» Над запиской Толмачеву товарищ Фарзус трудился несколько дней, выверяя каждое слово, и записка эта была такова: