Не посмел Толмачев еще что-то спросить – испугался… Так испугался, что пот прошиб. А вчера вечером через приоткрытую в кухню дверь увидел Никита: Дарья оживленно, быстро что-то готовит на столе – режет, мешает в тарелке. Мешает с каким-то остервенением. И вдруг бросает и нож, и ложку, срывает с шеи медальон – подарок Алексея Григорьевича – и начинает его целовать неистово… Потемнело в глазах у Толмачева, отвернулся. «Неужто бр'aтушка объявился? Знак ей подал? Убью! Убью обоих…» Решил: «Выслежу. Что, если они вместе свой план о „Золотой братине“ городят? Я копаю, а они… Выслежу!..»
С этими мыслями и въехал на своей машине-развалюхе (хотя бегала она безотказно) Никита Никитович через сумрачную арку в свой двор. Въехал и тут же, считайте рефлекторно, посадил машину на тормоза. Головой тряхнул: нет! Не может быть… Наваждение… В левом углу двора, близко от черного хода в ювелирный магазин Арона Нейгольберга, огромный грузовой фургон провалился задними колесами по самую ось в треснувший асфальт. Вокруг машины собралась толпа, слышались галдеж, выкрики. Больше всех суетился муж Хельги, хозяйки дома, Ганс Грот, щуплый рыжий мужчина: заглядывал под кузов, забегал со всех сторон, что-то рассказывал собравшимся, размахивал руками.
«Да как же это я… – Дремучая тоска и тупая безысходность обрушились на Никиту Никитовича Толмачева. – Ведь говорил мне Ганс, что собирается семитонный грузовик купить вместо своего фургончика-букашки. Значит, исполнил замысел, подъехал, чтобы поставить под свой навес… Да как же это я!.. А до Нейгольберга-то аршин десять, не более. А может, и дальше прокопано. Нет, как же это я… Спокойно, спокойно», – остановил себя Никита. Он нарочито медленно подогнал свою легковушку к навесу под окном кухни (когда ставил машину, в окне мелькнуло лицо Дарьи, совершенно белое, без единой кровинки). Не торопясь, подошел к толпе у тяжелого грузовика, протиснулся вперед, спросил у Ганса (отметив про себя: глаза у него как у юродивого):
– Что стряслось?
– Да черт… Провалился! – Ганс замахал длинными руками. – Чего там? Моя Хельга определила: подкоп…
– Правильно! – загалдела толпа.
– Пустое, – спокойно произнес Толмачев, то есть таксист Отто Штойм, которого во дворе все знали и относились к нему как к человеку положительному, трудолюбивому, достойному. – Откуда тут подкоп возьмется? Канализация какая-нибудь. Мало ли…
И Отто Штойм, зевнув, пошел к своему подъезду.
– Что? – шепотом спросила его в дверях Дарья. – Что делать будем?
– Десять – пятнадцать минут на сборы. Бери самое необходимое.
В это время из ресторана отеля «Новая Германия» вышли товарищ Фарзус, граф Оболин, Забродин, Сарканис, проследовали через вестибюль, швейцар распахнул перед ними двери, и все четверо оказались на улице: решено было после обеда пройтись по весеннему Тиргартену. И в этот момент к подъезду подкатил бордовый «фольксваген» с номером 12–83. Из машины выскочил Лысый, и его сразу увидел Иоганн Вайтер.
– Момент, господа, – сказал он по-немецки, с улыбкой даже. – Я сейчас… – Он подошел к Курту Баллу: – Что?
– Во дворе… провалилась машина. Подкоп. Говорят, подкоп! Хозяин ювелирного магазина вызвал полицию.
– Молодцом, дружище Курт, – поигрывая желваками на скулах, сказал товарищ Фарзус. – Я сейчас. – Он подошел к соотечественникам: – Возвращайтесь в свои комнаты. Скоро буду и все объясню.
Иоганн Вайтер открыл заднюю дверцу «фольксвагена», плюхнулся на сиденье и не сказал, а прохрипел водителю, мужчине средних лет в очках:
– Скорее! В их двор!
Никита Никитович вышел из подъезда, неторопливо проследовал в свой гараж под окном кухни, лишь мельком взглянув в сторону застрявшего грузовика. Вокруг машины прибавилось народу, а в ворота осторожно въезжал трактор на широких резиновых колесах. Мелькнула Дарья, открыла окно.
– Передавай, – тихо сказал Толмачев.
Дарья подала Никите два больших чемодана, баул, саквояж. Хотела подать еще один узел, но Толмачев остановил ее:
– Оставь! Больше не войдет. Выходи.
Молодая женщина, красота которой на глазах начала вянуть, безропотно подчинилась. Как выезжала из своего гаража-навеса легковая машина Отто Штойма с шахматной полосой на борту, никто во дворе не заметил – не до того. Только молодой полицейский, стоявший у арочных ворот на улице, на мгновение нахмурился, увидев старую машину-такси, осторожно поворачивающую в сторону, противоположную Унтер-ден-Линден, поднес было свисток к губам, но передумал.
Когда бордовый «фольксваген» свернул возле ювелирного магазина «Арон Нейгольберг и Ко
» за угол, товарищ Фарзус тронул водителя за плечо:– Останови.
Ворота, ведущие во двор, были оцеплены несколькими полицейскими.
– Пошли, дружище Курт. Скажите, что вы здесь живете, а я ваш гость.
Их пропустили. Трактор уже выдернул грузовик-фургон из ямы.
– Идите к себе, – тихо приказал Иоганн Вайтер Лысому.