– Для меня ничего. Только для Лии, – в голосе ее слышались слезы.
– Хорошо. Я обещаю.
Да, было что-то особенное в Лие Зареткиной восьми лет от роду. Таких, как она, называют солнечными людьми, подумала Хенни. Они обладают неким не поддающимся описанию излучением, от них словно исходит сияние. Дэн такой и Пол тоже.
Ее сердце потянулось к ребенку.
Хенни задремала и проснулась от пульсирующей боли в носу и в челюсти, которые оказались прижатыми к подушке.
Дэн сидел на стуле рядом с кроватью и смотрел на Хенни.
До этого он позвонил врачу по телефону из аптеки, купил лекарства, принес на подносе ужин, менял грелки со льдом, а главное, согрел ей душу своей гордостью.
– Я думала, ты рассердишься, – сказала она сейчас.
– Рассержусь? Да, на этих подонков и полицию, которая немногим их лучше. Слава Богу, ты еще относительно легко отделалась. – В глазах его светилось восхищение. – Вот увидишь, ты не напрасно прошла через все это. Конечно, сразу все не решится. Думаю, хозяева пойдут на мелкие уступки, чтобы возобновилась работа на фабрике, потом будут новые забастовки. Но в конце концов будет принят закон, регулирующий условия труда и найма. В том, что это случится, будет и твой вклад. Ты мужественная женщина.
Опять пошел снег, который вскоре превратился в град, с силой забарабанивший по стеклам. Дэн укутал ее одеялами, и она погрузилась в полудрему.
Он считает меня мужественной. Но это не так. Я была напутана до смерти. Сейчас, когда я об этом вспоминаю, мне даже страшнее, чем было тогда, когда все это происходило.
Почему я это делаю? Потому, что хочу помочь и знаю, что поступаю правильно. Но есть и другая причина… Думаю… нет, я знаю, что мне хочется сделать что-то значительное ради того, чтобы Дэн похвалил меня. Он любит меня… но мне еще хочется заслужить его похвалу.
Она вдруг соскочила с кровати в холодный воздух комнаты и подошла к зеркалу.
– Господи, Хенни, что ты делаешь?
– Хочу посмотреть, как я выгляжу. Желтоватый свет лампы сбоку падал на ее лицо. Не обращая внимания на распухшую щеку, она изучала свое лицо с другой стороны. Привлекательность моему лицу придает его выражение, подумала она. Сами по себе черты лица слишком резкие, неправильные, брови слишком густые. Лучше всего я выгляжу, когда улыбаюсь. Надо бы делать это почаще.
– Через пару дней все заживет, – сказал Дэн. – Ну, если быть честным, через пару недель. Сильно болит?
– Да нет, не очень.
– Ложись скорей назад, пока совсем не замерзла. Не понимаю, почему ты никак не заснешь. Лекарство должно было бы давно подействовать.
– Не могу выбросить из головы эту девочку. Если бы ты видел, Дэн, это маленькое живое личико в убогой комнате, грязной, серой…
– Я знаю, я понимаю. Но ты же не в силах чем-то помочь им, поэтому постарайся лучше не думать о ней.
– Видишь ли, я по сути дела обещала Ольге, что позабочусь о Лие.
– Что? Каким образом ты сможешь это сделать? Тебе не следовало давать такого обещания.
– Эти люди не оставят девочку у себя после смерти Ольги. Да у них и нет такой возможности. Сейчас, наверное, они кормят их задаром, но, видимо, рассчитывают на какую-то компенсацию, когда забастовка кончится.
– Я думаю, ты вот что можешь сделать. Наведывайся к ним почаще, а когда случится самое страшное, когда мать умрет, устроишь девочку в сиротский приют.
Эти ужасные заведения. Мрачные здания из темно-красного кирпича, грязные маленькие окна. Дети, шагающие колонной по двое, как в армии. Конечно, тамошние работники по-своему добры к этим детям, но…
Она вспомнила выражение безнадежности на лице Ольги, ее трясущиеся руки, придерживающие воротник у горла, ее отчаянный вскрик: «Что станет с моим ребенком?»
Можно ли допустить, чтобы была загублена жизнь чудесной маленькой девочки.
– Хенни, таких тысячи.
– Да, но их-то я не знаю.
– Хенни, что это за мысли приходят тебе в голову?
– А если бы умерла я, и Фредди остался бы абсолютно один в этом мире, где царит закон джунглей?
– Фредди, что он подумает?
– У него доброе сердце, да она ему и мешать не будет.
– Признайся, все эти мысли оттого, что у тебя только один ребенок.
– Если бы у меня была дочка, Лия, я бы отдала ее в школу, накупила бы ей разных платьиц – желтых, красных, белых. Баловала бы ее, как никто никогда не баловал меня самое.
Теплая рука Дэна гладила ей лоб.
– Закрой глаза. Попробуй уснуть. Пусть сон унесет тебя туда, где нет забот.
Но она широко раскрыла глаза.
– Мы могли бы удочерить ее. Я не имею в виду официально, просто взять ее к себе.
– К нам? В нашу семью?
– А почему нет. Мы же хотим еще ребенка, только ничего у нас не получается.
– Сейчас уже поздно. Фредди почти взрослый.
– Ничего не поздно. Ты бы не сказал так, если бы я забеременела.
– Но ты не беременна, а взять ребенка – серьезный шаг. Я понимаю, у тебя на душе неспокойно, но обдумай все как следует.
– Я обдумала.
– Подумай еще.
– Ты этого не хочешь, а я-то была уверена, что ты поддержишь меня, именно ты.
– В принципе я за, но в нашем конкретном случае, когда Фредди такой…
– Что ты имеешь в виду под «Фредди такой»? – резко спросила она.