Золотая чаша

– Ну, в любом случае это все пустые разговоры, потому что время нельзя повернуть назад. Знаешь, какое самое лучшее время в жизни человека, Фредди?

– Нет, какое?

– Я скажу тебе: настоящее. Вчера уже прошло, завтра еще не наступило, сегодня – это единственное, что у нас есть. Правильно?

– Да, наверное.

Как быстро меняется у него настроение, как легко подпадает он под чужое влияние, подумал Пол, испытывая раздражение и жалость одновременно.

– Хочешь как-нибудь навестить меня в Йеле? Останешься на уик-энд, я тебе все покажу, может, и тебе захочется туда поступить. Будешь изучать естественные науки, как и твой папа. Или музыку, раз ты так хорошо играешь на рояле, или экономику, как я сам.

– Папа говорит, что мне надо поступать в Городской колледж, что там собрались лучшие умы со всей страны.

– Вот в этом я с тобой согласна, Пол, – быстро сказала Анжелика. – У Дэна какие-то абсурдные псевдодемократические идеи относительно образования, как будто частный колледж – это что-то дурное.

Пол нахмурился. Могла бы, кажется, не критиковать в присутствии мальчика его отца.

– Знаешь что? – обратился он к Фредди. – Ты наверняка не сделал еще уроки на завтра. Иди к себе в комнату, позанимайся.

Фредди без возражений встал. Послушный ребенок. Пожалуй, было бы лучше, если бы он не всегда был таким послушным, мелькнула у Пола мысль.

Они остались вдвоем, и бабушка повернулась к нему:

– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – и не дожидаясь ответа, принялась изливать свои жалобы: – Хоть убей, не пойму этого. Моя собственная дочь в тюрьме. Как же она не похожа на твою мать, и не подумаешь, что родные сестры. Весь их уклад мне столь же непонятен и чужд, как если бы я жила среди зулусов или готтентотов.

Пол ничего не ответил.

– Ты же, надеюсь, не одобряешь того, что сегодня произошло?

– Я ее понимаю, – спокойно возразил Пол. – И иногда мне бывает стыдно, что у меня не хватает мужества и решимости поступать так же и, наверное, никогда не хватит.

– Вздор! У тебя в роду много мужественных людей. Ты слышал, что нам, южанам, пришлось вынести во время войны. Вот это было мужество. Оно у нас в крови. Ты, что, забыл обо всем этом?

– Не забыл, – устало откликнулся Пол.

И снова подумал о Фредди. Что выйдет из этого мальчика, который подвергается столь противоречивому влиянию? С одной стороны – социалистический энтузиазм его родителей, с другой – буквально завораживающие его романтические истории бабушки об аристократическом прошлом.

Поднявшись, он подошел к окну. Семьи! Они кормят и воспитывают тебя, любят тебя и создают у тебя в голове такую путаницу, что ты перестаешь понимать, что к чему. Даже в его собственном доме, где, в отличие от дома Фредди, чаще всего царило согласие, было от чего прийти в замешательство. Он уже мечтал о возвращении в колледж и не потому, что был несчастлив дома – этого не было – а потому, что с друзьями он мог говорить о чем угодно, не боясь задеть чьих-то чувств. Пол отвернулся от окна.

– Снегопад усиливается, бабушка. Судя по всему, здесь мы больше не нужны, давай я отвезу тебя домой.

– Хорошо, – согласилась Анжелика. – Я, правда, всегда нервничаю в автомобилях, но, видно, придется мне привыкать к ним. Похоже, мне много к чему придется привыкать.

Как и всем нам, подумал Пол, но ничего не сказал.

– Мама, я нарисовала картинку, – сказала Лия. – Хочешь посмотреть?

Из кармана юбки она достала замусоленный лист бумаги, осторожно развернула его, разгладила ладонью и протянула матери.

– Это принцесса. Похоже?

– Конечно. Какая у нее красивая корона. С такой короной она могла бы быть и королевой, правда?

– Она слишком молодая. Это принцесса. Она ждет принца. А платье у нее розовое. У меня не было нужного карандаша, но оно все равно розовое.

– Очень красиво. Ты рисуешь такие чудесные картинки, Лия.

Мать сидела, опершись подбородком на руки и наблюдала, как дочка ужинает. Скудный это был ужин: кусок сухой селедки, вареная картофелина, немного хлеба. Но девочка ела с удовольствием – она была голодна. Благотворительный ужин, подумала мать, подарок тех, кто сидит сейчас за машинками в комнате рядом. Они же должны понимать, что она не сможет отплатить им. Подарок бедняка еще большему бедняку, чем он сам.

– Ах, если бы ты сшила мне розовое платье, – сказала Лия.

Ольга вздрогнула. Такое безобидное желание. Лия смотрела на нее умоляющими глазами, а у нее было ощущение, будто в сердце вонзили нож. Где достать денег, чтобы купить материал? На чем шить, ведь машинки, которые здесь есть, вечно заняты. Не говоря уж о том, откуда взять силы.

– Ты дрожишь, мама. А перед печкой так жарко. Кухня была такой маленькой, что стол и два стула стояли чуть ли не впритык к печке. Слава Богу, что здесь по крайней мере было тепло. С резким рыбным запахом и покрытой сальным налетом раковиной можно было смириться.

– Ты дрожишь, мама, – повторила Лия.

– Ничего, все в порядке. Иногда я не могу сразу согреться.

Девочка внимательно посмотрела на мать, словно желая удостовериться, что та говорит правду. Затем, не заметив, видимо, ничего необычного, снова заговорила о своем: