— Насмерть? — так же строго спросил Никита Степанович, шаря глазами по полу в поисках тапок.
— Холодный уже, — пробасили из-за калитки.
— Ты вот, что, хлопец, погоди там, место покажешь, — бросил участковый, закрывая окно.
Проклятые тапки так и не отыскались. Света участковый не включил: чего доброго, проснётся Наталья. Не отвертишься тогда от допроса. Вот уж, кого бы в следователи определить. Извела бы на корню всю преступность одними расспросами.
Наскоро одевшись и нацепив кобуру, Никита Степанович вышел на кухню. Здесь, на восточной стороне, было светлее от брезжившего за окном летнего утра. Проходя мимо шкафчика, участковый не удержался, открыл дверцу. Стараясь не греметь, вынул кувшин и налил в кружку густой, со сливочной пенкой, простокваши.
«Нехай подождут, — решил Никита Степанович. — Труп-то, поди, холодней не станет. Когда ещё перекусить придётся. Приедут из района насчёт покойника — и завертится колесо…»
Он отломил большой кусок белого хлеба и с удовольствием съел, запивая простоквашей. Теперь, можно было и до трупа прогуляться. Никита Степанович вытер ладонью вымокшие усы и вышел на бодрый июньский воздух.
За калиткой, кроме вихрастого, топтался ещё один подросток в длинной, до колен, куртке. Оба парня были с дачного хутора и балбесничали в Бобрищах с начала лета.
Никита Степанович грозно осмотрел виновников ранней побудки и первым зашагал в сторону пруда.
— А с чего вы решили, что мужик убитый? Может, от самогонки от местной окочурился? — сурово спросил он на ходу.
— Ага, от самогонки, — нервно усмехнулся семенящий следом вихрастый. — У него из спины багор торчит, и кровищи, как от свиньи.
— Багор?! — Никита Степанович остановился и поправил кобуру на ремне. — Вы-то там ничего не трогали, умники?
— Что ж мы, не понимаем? Отпечатки и всё такое, — пробубнил второй свидетель.
— Понимают они, — проворчал Никита Степанович, продолжая движение. — Вас как туда занесло-то, халамидников, ни свет ни заря?
— Жерлиц мы хотели поставить на щучек, на окуня…
— А что рыбачить в пределах усадьбы запрещено, конечно, не знали? — вполне риторически спросил участковый.
Свидетели тяжело засопели, но промолчали.
Убитый лежал лицом вниз шагах в десяти от пруда на утоптанном крутом берегу. На нём был выцветший брезентовый плащ и высокие сапоги с налипшей на каблуки грязью. Из спины убитого и в самом деле косо торчало древко багра.
Бурое кровяное пятно густо пропитало песок и траву вокруг тела.
Никита Степанович грузно опустился возле трупа, пытаясь разглядеть лицо лежащего. Надвинутый на голову капюшон не позволил этого сделать, и участковый только покряхтел.
— Больше никого тут не видели? — спросил он ребят, поднимаясь.
— Не, никого, — дружно ответили подростки, но слишком уж поспешно.
— Так-таки и никого? — переспросил Никита Степанович, сдвинув брови. — А ну, колитесь, шалопаи, не то привлеку за проникновение на охранную территорию.
Свидетели затравленно переглянулись.
— Барыню мы видели. Ту… самую, — пролепетал вихрастый.
— Барыню? — насторожился Никита Степанович. — Сотрудницу из усадьбы?
— Да, нет. Ту, что по ночам ходит, — вставил второй. — Вся в белом. Мы её как увидали, жерлицы бросили и тикать.
— В белом, говоришь? — вздохнул Никита Степанович. — Это которая утопленница?
— Ага, — подтвердил пацан. — Её, говорят, каждую ночь тут видят. Из пруда выходит и шастает по дорожке.
— Это кто же её тут по ночам-то видит, если парк ночью закрыт? — усмехнулся Николай Степанович, понимая, что ничего путного от свидетелей больше не добиться.
— Зря вы не верите, дяденька полицейский, — потупившись, произнёс вихрастый. — Ей-богу, была графиня. Вон там, — он махнул в сторону парка. — Она всё время там торчит на поляне, возле Поцелуева камня. Дяденька полицейский, а что нам теперь будет?
— Вам если только крапивой по одному месту за нарушение правил, — серьёзно ответил Никита Степанович, доставая телефон. — А сейчас обоим спецпоручение: бежать домой и молчать во весь рот. Как настоящим мужикам.
Никита Степанович по всем правилам сообщил о происшествии дежурному ОВД. Теперь с чистой совестью можно было и прилечь неподалеку: рассвет только-только занимался, а из области раньше, чем через час, не появятся. И вздремнуть можно успеть.
Однако вздремнуть не удалось: за деревьями раздались голоса, и на берегу появились люди. Один из них был старый знакомец, сосед участкового — садовник из дворца, Данилыч. В компании с ним была молодая парочка. Девушку участковый признал сразу — внучка директора Дашутка, известная активистка и егоза. Третьим был незнакомый паренёк интеллигентного вида.
Все были запыхавшиеся и до крайности озабоченные. По всему видно, неспроста примчались в такую рань.
— Ну, вот же, вот же! — ещё издалека закричала Дашутка. — Смотрите, уже и милиция тут, а вы говорили, Пётр Данилыч, а вы не верили… Вот же, вот!
Паренёк помалкивал, впечатлённый видом торчащего багра, а Данилыч, поздоровавшись за руку, немедленно принялся чесать в затылке с самым обескураженным видом.