Золотая долина

– А научу! – Аяна представила, как огромный Пачу становится перед ней на колени, и рассмеялась. – Несколько лепёшек, и дело сделано!

Пачу на ходу покосился на хозяйку, услышав заветное слово, и разочарованно фыркнул, когда понял, что угощения не будет.

Уже стемнело, когда он немного ускорил шаг, почуяв дом, а это означало, что до деревни осталось не более половины ранда*.

________________________

*Ранд - 2100 м

Действительно, совсем скоро на другом берегу за за золотыми деревьями они увидели затон с большими рыбацкими лодками. Уже за следующим изгибом реки показались первые крыши дворов, и до девушек донеслись соблазнительные запахи ближайших очагов.

Тили неловко сползла со спины Пачу, хватаясь за руки Аяны, на что добродушный великан отреагировал лишь косым взглядом.

– Приходи завтра, поможешь! – напомнила Тили, разминая ноги и спину.

Она помахала рукой и скрылась за тускло освещёнными воротами своего двора, створки которых всегда стояли распахнутыми и прочно застряли в этом положении из-за густой поросли вьюнка и ползухи, цепко оплетавшей потемневшие влажные доски.

Аяна пяткой направила Пачу в сторону дома. Заезжая в широкие деревянные ворота, она услышала обрывки слов и негромкий смех со стороны летнего очага, и с удовольствием отметила, что с одного конца в его длинной чаше, сложенной из камней, ещё мерцают угли. В небольшом котелке, подвешенном на крюке, явно побулькивало что-то съестное, судя по запаху – с пряными травами, да ещё и на мясном бульоне. Желудок тут же издал громкую и не очень мелодичную трель.

Пачу уверенно направлялся в сторону конюшни. Аяна на ходу скинула с него навьюченные пухлые мешки и следом соскочила сама. Заперев его в просторном деннике и повесив ошейник на один из пустых крюков, она отвязала мешки друг от друга, оттащила их в соседний пустующий денник и окинула взглядом результат работы.

Травы они набрали много. Завтра с самого утра тётка Сола с Марой и младшими засядут за работу – разберут зубовик на небольшие связки, стряхнут оставшиеся на стеблях паутинки, сгонят мелких насекомых, затаившихся в устьицах, оборвут нижние сухие или подгнившие листочки, обвяжут каждый пучок суровой ниткой. А ближе к вечеру, охая и хватаясь руками за затёкшую спину, Сола отправит детей развешивать длинные гирлянды из пучков травы между стропилами сеновала.

Аяна довольно отряхнула руки и повернулась в темноту двора, к длинному очагу, мечтая о миске густой наваристой похлёбки. Над широким деревянным столом ещё горели два больших светильника, вокруг них, исчезая и появляясь в небольших пятнах жёлтого света, зябко вились несколько осенних мотыльков.

– Доброго вечера! День был подарен нам на благо! Здравствуй! – Беседа прервалась, когда она подошла, приветствуя сидевших за столом Даро и Вагду.

– А мама уже спит? – спросила она у отца, до краёв наливая похлёбку в большую миску.

– Да, ей сегодня снова было нехорошо. Голова болела.

Даже в тусклом свете светильников было видно, как отец нахмурился.

– Я пойду к ней завтра! – Она поставила миску на стол, подошла к отцу и обняла его, прижавшись щекой к жёсткой пепельно-русой бороде.

– Сходи, сходи. – Отец отставил кружку с любимым напитком из сладкого корня и погладил Аяну по голове.

Аяне с детства не нравился сладкий корень. В своё время ей пришлось хлебнуть немало этого целебного настоя. В общем-то, мало кто любил этот корешок и питьё из него из-за резкого запаха, горьковато-солоноватого привкуса и слишком сладкого послевкусия, но, конечно, любители на всё найдутся. Отец как раз-таки был одним из тех, кто, переболев в детстве пурпурной сыпью, на удивление не возненавидел лекарство, которым его поила мать, а, напротив, полюбил резко пахнущий настой. Когда Аяна обнимала отца, именно этот запах всегда первым встречал её. И лишь потом – свежий холодящий аромат лойо, которым отгоняли комаров, и смолистый запах корня «лисий коготок», который отец жевал, когда волновался, – а волновался он теперь частенько. Она вдохнула знакомые с детства запахи и зажмурилась от нахлынувшей нежности.

– Олеми приходила сегодня, – задумчиво сказала Вагда, ставя на стол большую глиняную кружку. – Сидела с матерью, но, конечно, ей тоже уже тяжеловато. И с каждым днём становится тяжелее. Она очень серьёзно относится ко всему, что касается семьи – не то, что наша Тили.

Тили была младшей и единственной незамужней дочерью Вагды и Даро, и Вагде, по всему было видно, очень хотелось доткать этот холст, положить к остальным, закрыть полотняный шкафчик и заняться уже чем-то другим.

– Пора идти. – Даро вопросительно взглянул на жену.