Золотая долина

Лойка очень давно просилась в спальню старших сестёр - ещё с того времени, как Олеми после замужества забрала свой сундук и переехала во двор мужа. Но мама всё никак не разрешала ей перебраться из детской.

– Это несправедливо, – обиженно хмурила брови Лойка. – Мама, Сэл на два года младше меня, а ещё он глупый, и всё равно вы позволили ему перетащить сундук к близнецам. Я тоже хочу во взрослую комнату! Мне надоело спать с малышнёй!

Мама лишь улыбалась, но не разрешала. Лойка думала, что уговорит маму весной, но пришла уже осень, а она всё ещё ночевала в детской.

– Мама проснулась, отец с Сэлом уехали за льдом, дед Баруф с утра сердитый, я выгнала кур на выпас, насыпала Пачу авены, ухожу к соседям! – на одном дыхании выпалила Лойка - и в мгновение ока исчезла.

– Как думаешь, весной она переедет к нам?

Аяна бросила ведро в колодец, вырытый тем же дальним предком, что заложил первый дом их двора и устроил каменный коридор под землёй для отвода воды, и теперь крутила ворот, одновременно представляя, как Лойка утренним ураганом носится по их комнате. Колодец был очень, очень глубоким, и, поднимая с этой тёмной глубины ведро солоноватой воды, нагретой жаром земли, что не давал ей остывать даже зимой, Аяна с содроганием представляла бьющую таким вот горячим ключом бодрость сестры, замкнутую в четырёх стенах летней спальни.

– Если я уеду, то в комнате будет уже две свободных кровати. Как думаешь, можно ли при этом будет удержать Лойо в детской? – Нэни многозначительно склонила голову к плечу, подняв одну бровь.

– Ой, это будет невоз… подожди! В каком смысле… Уедешь?

Нэни сделала загадочное лицо, набрала плошку тёплой воды и стала старательно умываться, пока Аяна поднимала второе ведро, пытаясь осмыслить новости.

– Ты что же, выбрала кого-то? – Аяна от этой мысли оторопела, почему-то в глазах и носу защипало, хотя то, что сестра в скором времени выберет мужа, в общем-то, не было чем-то удивительным.

– Кто знает. Может, и выбрала.

Нэни сняла сорочку, собрала пышные волосы, заколола их на макушке длинным гребнем и зачерпнула пальцами немного вязкого мыла с запахом земляники и дикого тмина из небольшого керамического горшочка.

Подобное мыло делала олем из дальнего двора, добавляя в него травы и цветы. Нэни, когда её научили варить такое же, в благодарность половину позапрошлой зимы расшивала для олем листьями и цветами стёганую безрукавку на тёплой шерстяной подкладке. После такого травяного мыла волосы и кожа дивно пахли, тогда как обычное, с маслом власки и мыльным корнем, и отмывало, и мылилось достаточно хорошо, но никакого особого запаха не оставляло. В кладовой теперь стояли горшки с золой, залитой водой из тёплого колодца, а на сеновале кроме целебных трав тётки Солы висели ароматные ветки купресы со сморщенными подсохшими смолистыми ягодками, полотняные мешочки с лепестками сампы и высушенные речные красноватые водоросли для придания красивого цвета мылу.

– Олеми уже замужем, скоро появится ребёнок, а я лишь немного младше неё. Я не хочу всю жизнь провести в нашем дворе. У меня будет своя семья, свой мужчина. Я буду варить снадобья, как олем Нети, и мыло, а Сола будет и дальше учить меня лечить травами.

Она намыливала шею, пышную грудь, нежный живот, полные, упругие плечи и бёдра, и один локон, выбившийся из-под гребня, покачивался в такт её движениям.

– Ну, ты ещё девчонка. Тебе пока не понять. А ну-ка, плесни!

Аяна очнулась от странного оцепенения, схватила кадушку с тёплой водой и со смехом облила сестру, смывая негустую мыльную пену.

Они ещё какое-то время плескались, окатывая друг друга тёплой водой, потом вытерлись докрасна полотенцами и большой щёткой согнали к решётке в полу воду, разлитую по шершавым плитам.

– Ты будешь завтракать дома? – Нэни оделась, расчесала волосы и теперь заплетала их в плотную косу вокруг головы.

– Нет, я еду на поле, сегодня будем возить власку. Я возьму с собой лепёшек и вяленое мясо.

– Тогда зайди сначала к маме. Вчера к ней приходила Олеми, но рано ушла, и там до вечера сидела Вагда. Сегодня Сола будет у неё вязать зубовик. А я ухожу к олем Нети.

3. Белая птица

Аяна кивнула, грустнея, как всегда теперь случалось, когда она думала о маме. Весной мама родила маленького брата, хотя думала, что Тилеми будет её последним ребёнком – потому и дала ей имя, которое означало «младшенькая». Перед родами у неё постоянно болела голова, отекали руки, ноги и даже лицо, она не могла работать за станком из-за постоянно мелькавших перед глазами «мушек». Только благодаря тётке Соле и олем Нети мама выжила, когда внезапно после родов у неё начались судороги. Женщины тогда через соломинку вливали ей в рот настойки трав, а потом несколько дней по очереди дежурили у её постели, опасаясь повторения «родильной корчи».