Золотая хозяйка Липовой горы

В назначенный день погода была отвратительная: мокрый снег хлестал по лицу вместе с дождём; ветер дул, казалось, во всех четырёх направлениях. Я стоял, закутанный в шарф до самых ушей, и ничего не видел вокруг – пока чья-то перчатка не коснулась моего рукава.

– Вы что это с собой носите?! – первое, что я услышал после того, как мы поздоровались.

У меня ещё ни разу не интересовались, таскаю ли я в портфеле противопехотную мину, у которой к тому же проблемы с предохранительной чекой. Но если бы довелось, то, думается, спросили именно в таком тоне.

Потолковать зашли в пироговую «Подсолнухи», в полуподвальное помещение за Театром эстрады. Только здесь, когда Антон снял пушистый песцовый треух, я смог толком рассмотреть его лицо. Он был лет на пять меня моложе. Лицо… Встреть такого мимоходом, ни за что не примешь его за обладателя каких-то сверхъестественных способностей. С сотней подобных за день столкнёшься и лица не запомнишь. Разве что чем-то походил на Николая Бурляева периода «Военно-полевого романа».

Едва официант отвалил за заказанным кофе, я выложил на скатерть оружие. «Городецкий» только глянул, тут же отложил на край два кинжала: тот, что пытался наточить Журавель, и ещё один – с двумя кровостоками.

– Вот от этих идёт мощная отрицательная энергия, просто чёрные дыры какие-то, – прокомментировал он свои действия и, как бы в подтверждение своих слов, сдвинул рукав джемпера, оголив руку: та вся была в гусиной коже. – Я это ещё на улице почувствовал. Можете убирать.

– В руках подержать не хотите? – я был разочарован.

– Нет. Всё, что надо, я и так увидел. Всем этим, конечно, убивали. А вот с этими двумя клинками другая история. Это жертвенные ножи. На них кровь тех, кого приносили в жертву богам. И это были не животные, а люди. Вся древняя магия основана на кровавых ритуалах.

Я стал складывать железо обратно в портфель, последним был клинок, который не поддался наждачному кругу.

– Возможно, этот кинжал стал причиной гибели моего товарища. Он попытался наточить его – и, наверное, снял какое-то заклятие… Такое возможно?

– Так и было. Ваш знакомый… Имя связано с какой-то птицей, верно?

– Журавель. Николай Журавлёв.

– Точно. Он содрал наждаком кровь, запечатлевшую какой-то обет, – и нарушил его. Теперь его кровь стала печатью молчания. Колдун, наложивший её, обладал очень большой силой… И ещё мне видятся в связи с этим какие-то руки, обрубки или обломки… История за всем этим стоит очень непростая и опасная.

– Мне что-то угрожает?

– Нет, по крайней мере, пока не пытаетесь извлечь выгоду из тайны, что запирают эти своего рода ключи, – Антон кивнул на портфель. – Лучше музею какому-нибудь подарить. Ну, или верните оружие туда, где его нашли.

Так оружейный клад оказался в экспозиции районного музея истории. Себе на память я оставил лишь пару гвоздиков, что некогда крепил наконечник копья к древку.

Лев Николаевич, очевидно, знавший об истории Вальги-Венеры куда больше, чем успел мне поведать, вполне мог при определённых условиях почувствовать связь между жертвенными кинжалами и руками Богини.

Не случилось. Профессор, когда мы наконец-то попали в музей, скорее из вежливости, чем с подлинным интересом, оглядел меч, кинжалы и наконечники. Я попросил смотрительницу открыть стеллаж, чтобы гость смог подержать экспонаты в руках.

– Не стоит беспокоиться, – остановил тот старушку, когда она поспешила за ключами. – Я их и так достаточно внимательно рассмотрел. На самом деле любопытно.

«Значит, никакой «антенны» у тебя, Лев Николаевич, нет, – резюмировал я про себя. – Ничего-то ты не почувствовал. Ты просто хороший спец, и не более. Этакая книжная душа, круг интересов которой ограничивается обложкой».

Но прежде чем мы покинули музей, Анна Фёдоровна порадовала меня хорошей новостью.

– Георгий Петрович, а ведь сыскался тулуп вашего прадеда Василия Ивановича. Помните, говорила, что он, должно быть, пропал? А вот недавно на глаза попался. Сейчас покажу.

Про тулуп первого Чемодана, лихого ямщика с Сибирского тракта, я действительно не раз слышал от основательницы музея. Передал «одёжу» кто-то из дальних родственников, да вот только положили её в сарай с худой крышей, там овчина промокла, сгнила и оказалась на помойке. Вышло иначе.

Я ожидал увидеть настоящий тулуп: тяжёлую, до пят, грубо выделанную овчину с огромным – с пол-овцы – воротом. Оказалось, что обозначение «тулуп» скорее уместно с уменьшительно-ласкательным суффиксом. Он больше походил на дублёнку из 70-х. Вот тебе и Чемодан! Пижонистым мужичком, оказывается, был. Ворот только облез – в экспозицию такую вещь не выставишь.

– Обратите внимание, – вывернув прадедову одежду наизнанку, подступила Анна Фёдоровна. – Скроен тулуп из шкур, которые не обрезались, а загибались по выкройке. Видите, кончики подшивались внахлёст. Резать цельный кусок считалось всё равно что судьбу перекраивать. Грешно.

Что-то подсказывало – это качество мне от Василия Ивановича по генам не передалось.