Золотая хозяйка Липовой горы

Теперь это показалось ему слишком простым решением – безоглядной местью вместо наказания. Пойдя на поводу своих чувств, он бы таким образом лишь утолил свой гнев, ему же следовало наказать виновницу его несчастий – предать богиню унижению и позору, сравнимым с пережитыми им самим. Он отложил палицу и взял в руку один их двух жертвенных кинжалов, с которыми никогда не расставался. Этот был больше похож на короткий меч: увесистый, таким хорошо наносить рубящие удары.

Сначала Чекур думал отбить ей мочки ушей, но потом пришел к мысли, что позже охотники заполучить богатые серьги сделают это и без него. Нос! Вот с ним ей, как и самому шаману, следовало попрощаться. Один несильный удар кинжалом, и кончик носа отлетел в подставленную ладонь. Если прежде дуги бровей статуи напоминали натянутый лук, а нос – вложенную в тетиву стрелу, готовую поразить любое из земных сердец, то теперь у этой стрелы уже не было оперения, а потому ни далеко улететь, ни поразить точно в цель она не могла.

И тут Чекуру показалось, что богиня наконец-то дрогнула. Теперь она негнущимися руками с нанизанными на них золотыми украшениями, казавшимися сейчас никчёмными побрякушками, уже не столько ловила спадающие одежды, сколько пыталась защититься. Настал черёд палицы. Первый её удар пришёлся по локтю правой руки. Та неожиданно отвалилась с ровным сколом аккурат посередине плеча: откуда угру было знать, что греческие скульпторы ваяли руки отдельно, лишь потом крепя к статуе. Тут же ему привиделось, будто Вальга подала согнутую в колене левую ногу вперёд, метя ему в пах – он отступил вправо, саданув палицей по левой руке богини, но с учётом предыдущего огреха, метя в плечо. Чекур не слышал, как охают камни, но теперь мог поклясться, что так и было: потеряв вторую руку, статуя сделала глубокий и резкий вдох. Теперь, лишённая рук, она напоминала женщину, замершую от пронзившей её боли, даже единственная доступная взгляду левая ступня отражала это состояние: мизинец был подвёрнут, словно в подошву впился острый камешек.

Оставалось лишь развенчать каменную калеку. Чекур сначала снял диадему неведомой ему египетской царицы, потом – ожерелье… А потом всё-таки сделал то, что планировал с самого начала, – отбил мочки ушей вместе с серьгами.