– И наконец, – не останавливался неумолимый следователь, – вот брюки, которые были на вас в вечер убийства. По ним видно, что они промокли, и на них есть не только пятна грязи, но и следы земли. Вот, видите. Более того, на колене они разодраны. В крайнем случае я могу на минуту поверить вам, что вы не помните, где гуляли. Но как прикажете понимать ваше утверждение, будто вы не знаете, где порвали брюки и поцарапали перчатки?
Такому натиску невозможно было противиться. Твердость и стойкость обвиняемого были почти исчерпаны. Силы оставили его. Он рухнул на стул, шепча:
– Я схожу с ума!
– Вы признаете, что вдова Леруж не могла быть убита никем иным, кроме вас? – задал вопрос следователь, впившись взглядом в Альбера.
– Я признаю, – отвечал тот, – что стал жертвой одного из тех страшных совпадений, которые заставляют усомниться в собственном рассудке. Но я невиновен.
– Тогда ответьте, где вы провели вечер вторника?
– Но для этого, сударь, придется… – воскликнул обвиняемый, однако, спохватившись, упавшим голосом закончил: – Все, что мог, я уже сказал.
Г-н Дабюрон встал. Настала пора для решительного удара.
– В таком случае я позволю себе освежить вашу память, – начал он с едва заметной иронией. – Напомню вам, что вы делали. Во вторник в восемь вечера, после того как выпитое вино придало вам решимости, вы вышли из особняка. В восемь тридцать пять на вокзале Сен-Лазар сели в поезд, а в десять вышли на вокзале в Рюэйле…
И г-н Дабюрон, без зазрения совести присвоив мысли папаши Табаре, почти слово в слово повторил все то, что прошлой ночью наговорил в порыве вдохновения старик сыщик. Да, он имел все основания восхищаться проницательностью папаши Табаре. Еще ни разу в жизни красноречие г-на Дабюрона не производило такого потрясающего воздействия. Каждое слово, каждая фраза били в цель. И без того уже поколебленная уверенность обвиняемого рушилась, подобно стене, которую непрестанно бомбардируют ядрами. Альбер был похож – и г-н Дабюрон это видел – на человека, который, скатываясь в пропасть, понимает: ничто – ни ветки, ни камни – не способно замедлить его падение, и все препятствия и неровности, с которыми он сталкивается, лишь причиняют ему лишнюю боль.
– А теперь, – заключил следователь, – позвольте дать вам разумный совет. Не упорствуйте и не пытайтесь отрицать то, что отрицать невозможно. Поймите: все, что необходимо знать правосудию, оно знает. Так что постарайтесь признанием заслужить снисхождение у суда.
Г-ну Дабюрону и в голову не приходило, что обвиняемый решится упорствовать. Он уже мысленно видел, как тот, раздавленный, уничтоженный, валяется у него в ногах, умоляя о милосердии. Однако г-н Дабюрон ошибся. Сколь ни безмерно, казалось, был подавлен Альбер, он собрал всю свою волю и нашел в себе достаточно силы, чтобы выпрямиться и решительно ответить печальным и в то же время твердым голосом:
– Вы правы, сударь. Все доказывает мою виновность. На вашем месте я говорил бы то же, что вы. И тем не менее клянусь вам: я невиновен.
– Но послушайте… – начал было следователь.
– Я невиновен, – перебил Альбер. – Повторяю это без всякой надежды хоть в чем-то поколебать вашу уверенность. Да, все свидетельствует против меня, все, вплоть до моего поведения здесь. Да, перед такими невероятными, странными, страшными совпадениями я дрогнул духом. Я подавлен, потому что не в силах доказать свою невиновность. Но я не отчаиваюсь. Мои жизнь и честь в руке Божией. И хоть сейчас вы убеждены, что я погиб, все равно, сударь, я верю и не отвергаю возможности оправдания. Более того, я жду и надеюсь.
– Что вы хотите этим сказать? – поинтересовался следователь.
– Только то, что сказал.
– Итак, вы упорно все отрицаете?
– Я невиновен.
– Но это же безумие!
– Я невиновен.
– Ну, хорошо, – сказал г-н Дабюрон, – на сегодня достаточно. Сейчас вам прочтут протокол, а затем отведут в камеру. Предлагаю вам подумать. Может быть, ночью вы все-таки решитесь раскаяться. Если у вас появится желание побеседовать со мной, в котором бы часу это ни было, скажите, чтобы меня позвали, и я приду. Я распоряжусь на этот счет. Читайте, Констан.
Когда жандармы увели Альбера, г-н Дабюрон пробормотал вполголоса:
– Ну и упрямый негодяй!
Само собой разумеется, у него не было и тени сомнения. Он верил, что Альбер – убийца, как если бы получил его признание. Даже если обвиняемый до конца следствия будет упорствовать и отрицать свою вину, на прекращение уголовного дела при имеющихся уликах нет ни малейшего шанса. Г-н Дабюрон был уверен, что доведет его до суда, и готов был поставить сто против одного, что присяжные на все вопросы ответят утвердительно.