Золотая коллекция классического детектива

– Да, сударь, именно после того, что я прочитал, умоляю вас: остановитесь, иначе к горестному списку судебных ошибок мы прибавим еще одну. Перечитайте спокойно, с ясной головой этот протокол: в нем нет ни одного ответа, который не оправдывал бы беднягу, ни одного слова, которое не являлось бы лучом света. Он в тюрьме, в одиночке?

– И останется там, – отвечал следователь. – Как вы можете так говорить после всего, что рассказали мне прошлой ночью, когда я сомневался?

– Но, сударь, я же вам говорил то же самое! – вскричал сыщик. – Ах, несчастный Табаре! Все пропало, тебя не поняли! Простите, господин следователь, но, невзирая на все уважение, которое я обязан испытывать к вам как к чиновнику судебного ведомства, я заявляю: вы не постигли моего метода. А ведь он так прост! Имея преступление со всеми его обстоятельствами и деталями, я по кусочкам строю план обвинения и передаю его вам лишь тогда, когда он готов целиком и полностью. Если к некоему человеку этот план приложим в точности и во всех подробностях, преступник найден. Если нет, значит, арестован невинный. Недостаточно совпадения каких-то отдельных эпизодов. Нет – либо все, либо ничего. Это непреложное условие. Как я здесь добирался до преступника? Методом индукции – от известного к неизвестному. Я анализировал преступление и представил себе того, кто его совершил. Кто получился у нас в ходе логического рассуждения? Решительный, дерзкий и осторожный негодяй, хитрый, как каторжник. И вы полагаете, что такой человек забыл о предосторожностях, которыми не пренебрег бы даже мелкий воришка? Это неправдоподобно. Вы хотите, чтобы ловкач, оставивший настолько незаметные следы, что они ускользнули даже от наметанного глаза Жевроля, запросто обрек себя на провал, исчезнув на целую ночь! Нет, такого быть не может. Я верю в свою систему, как в таблицу умножения, потому что она подтверждается. У убийцы из Ла-Жоншер есть алиби. Альбер не представляет его, значит, он невиновен.

Г-н Дабюрон смотрел на старого сыщика с тем насмешливым любопытством, с каким созерцают проявление нелепой навязчивой идеи. Когда же тот умолк, он возразил:

– Вы, дражайший господин Табаре, допускаете лишь одну ошибку. Вас подводит чрезмерное хитроумие. Вы слишком щедро наделяете этого человека свойственной вам незаурядной сметливостью. Он же пренебрег осторожностью, так как считал себя вне подозрений.

– Нет, сударь, тысячу раз нет! Мой преступник, то есть истинный преступник, которого мы не поймали, всего боялся. Да посмотрите сами: разве Альбер защищался? Нет. Он подавлен, так как понял: эти чудовищные совпадения бесповоротно губят его. Пытается ли он оправдываться? Нет. Он просто говорит: «Это ужасно». И тем не менее, прочитав протокол от начала до конца, я чувствую: он о чем-то умалчивает, но не могу этого объяснить.

– А я могу и потому совершенно спокоен, как если бы он признался. У меня вполне достаточно доказательств.

– Ах, сударь, что такое доказательства? Против арестованного всегда есть доказательства. Они были против всех невинно осужденных. Да я сам представил, и еще какие, против бедняги портного Кайзера…

– В таком случае, – нетерпеливо прервал его следователь, – кто же убил как не он, лицо заинтересованное? Может быть, граф де Коммарен, его отец?

– Нет, убийца был молод.

Г-н Дабюрон покончил с бумагами, взял шляпу и вышел из-за стола.

– Да полно вам, господин Табаре, – промолвил он. – Позвольте мне откланяться и постарайтесь избавиться от химер, которые вас преследуют. Завтра мы переговорим обо всем, а сегодня я валюсь с ног от усталости. Констан, – обратился он к протоколисту, – оставьте в канцелярии распоряжения на случай, если арестованный Коммарен захочет поговорить со мной.

Г-н Дабюрон направился к двери, но папаша Табаре встал у него на пути.

– Сударь, богом заклинаю вас, выслушайте меня, – умоляюще произнес он. – Альбер невиновен, клянусь вам! Помогите мне найти преступника. Подумайте, какие угрызения будут терзать вас, если из-за нас ему отрубят голову…

Но следователь, не желая больше ничего слушать, проскользнул мимо папаши Табаре и пошел по галерее. Старик сыщик повернулся к Констану, намереваясь убедить его, доказать. Тщетные старания! Долговязый протоколист торопливо собирался домой, мечтая о супе, который наверно уже остывает.

Выдворенный из кабинета, папаша Табаре очутился в полном одиночестве на галерее, где в этот час уже царил полумрак. Во всем Дворце не слышалось ни звука: можно было подумать, что находишься в каком-то гигантском некрополе. Старик сыщик в отчаянии рвал на себе волосы.

– Горе мне! – приговаривал он. – Альбер невиновен, а подставил его под удар я! Я, старый дурак, вбил в тупую голову следователя мысль, которую теперь не вырвешь оттуда и клещами. Альбер невиновен и терзается самыми чудовищными страхами. А вдруг он покончит с собой? Сколько несчастных, несправедливо обвиненных, в отчаянии накладывали на себя руки в тюрьме. Слаб человек! Но я его не брошу. Я его погубил, я его и спасу. Мне нужен преступник, и я найду его. И он дорого заплатит за мою ошибку!

XI