Впрочем, их навещали и представители весьма дурного общества, потому что в этот самый миг из дверей вышел г-н Клержо, почтенный г-н Клержо, чье появление в доме так же верно свидетельствует о разорении, как присутствие гробовщика о покойнике. Старик сыщик, знакомый чуть не со всем городом, прекрасно знал почтенного банкира. Он даже поддерживал с ним деловые отношения в те времена, когда коллекционировал книги.
– Это вы, старый крокодил! – обратился он к г-ну Клержо. – Значит, у вас появились клиенты в моем доме?
– Похоже на то, – сухо отозвался Клержо, не любивший фамильярности.
– Вот так так! – протянул папаша Табаре.
И, движимый любопытством, вполне простительным для домовладельца, которому полагается пуще огня бояться несостоятельных квартирантов, поинтересовался:
– Кому же, черт возьми, из моих жильцов вы помогаете разориться?
– Я никого не разоряю, – возразил г-н Клержо тоном, в котором звучало уязвленное достоинство. – Разве я давал вам повод жаловаться, когда мы с вами вели дела? Не думаю. Прошу вас, спросите обо мне у молодого адвоката, который пользуется моими услугами, и он вам скажет, жалеет ли он о знакомстве со мной.
Табаре был неприятнейшим образом поражен. Неужели Ноэль, разумный Ноэль, прибегает к услугам Клержо? Что это значит? Возможно, и ничего страшного. Однако ему припомнились пятнадцать тысяч франков, которые он дал Ноэлю в четверг.
– Да, я знаю, – сказал он, желая выведать как можно больше, – у господина Жерди денежки не залеживаются.
Клержо, с присущей ему щепетильностью, всегда давал отпор нападкам на своих клиентов.
– Ну, сам-то он не транжир, – заметил он. – Но у его малютки возлюбленной луидоры так и летят. Ростом с ноготок, а черта с рогами, когтями и хвостом проглотит.
Вот как! Ноэль содержит женщину, да еще такую, которую сам Клержо, друг легкомысленных особ, почитает мотовкой! Это откровение поразило беднягу сыщика в самое сердце. Однако он скрыл свои чувства. Малейший жест или взгляд могли пробудить в ростовщике подозрения и заставить его прикусить язык.
– Ну, ничего, – заметил он как мог непринужденнее. – Известное дело, в молодости нужно перебеситься. Как по-вашему, сколько он тратит в год на эту плутовку?
– Право, не знаю. Он совершил промах, не определив ей твердое содержание. По моим подсчетам, за четыре года, что он ее содержит, она вытянула у него тысяч пятьсот.
Четыре года! Пятьсот тысяч франков! Эти слова, эти цифры разорвались в мозгу папаши Табаре наподобие бомб. Полмиллиона! Если это так, Ноэль вконец разорен. Но тогда…
– Много, – произнес он вслух, делая героические усилия, чтобы скрыть свое отчаяние. – Пожалуй, чересчур много. Однако надо сказать, что господин Жерди располагает средствами.
– Это он-то? Да у него и столечко не осталось, – перебил ростовщик, пожимая плечами, и отмерил большим пальцем на указательном нечто невообразимо крошечное. – Он разорен подчистую. Но если он вам задолжал, не тревожьтесь. Он большой пройдоха. Он женится. Вы меня знаете, так вот, я только что ссудил его двадцатью шестью тысячами франков. До свидания, господин Табаре.
И ростовщик поспешно удалился, между тем как бедняга Табаре столбом застыл посреди тротуара. Чувства его были сродни непомерному горю, разбивающему сердце отца, которому внезапно открылось, что его любимый сын – негодяй. Но несмотря ни на что, старик так верил в Ноэля, что разум его все еще отвергал мучительные подозрения. Ведь ростовщик мог и оклеветать молодого человека. Люди, дающие деньги в рост из десяти процентов, способны на все. Очевидно, Клержо сильно преувеличил безумные траты своего клиента. А хоть бы и так! Сколько мужчин совершало ради женщин величайшие безумства, не переставая быть честными людьми!
Папаша Табаре уже хотел войти в дом, но путь ему преградил вихрь кружев, шелка и бархата. Из дверей вышла молодая черноволосая дама. Легче птички она впорхнула в голубую карету. Папаша Табаре был ценитель красоты, дама очаровательна, но он даже не взглянул на нее. Он вошел и в парадном наткнулся на привратника, который стоял, держа шапку в руке, и умильно поглядывал на монету в двадцать франков.
– Ах, сударь, – сказал ему привратник, – какая красивая дама, да какая изысканная! Что бы вам прийти на пять минут раньше!
– Что за дама? Откуда взялась?
– Эта элегантная дама, что вышла сию минуту, приезжала справиться о господине Жерди. Она дала мне двадцать франков за то, что я ответил на ее вопросы. Похоже, господин Жерди женится. Вид у нее был вконец разъяренный. Какая красотка! Думается мне, она его любовница. Теперь я понимаю, почему он уходил ночами.
– Кто? Господин Жерди?
– Ну, да, сударь, я вам об этом не говорил, потому что уходил-то он украдкой. Никогда, бывало, не попросит, чтобы я ему отворил. Какое там: удирает через маленькую дверцу каретного сарая. Я про себя думал: «Он просто не хочет меня беспокоить, очень деликатно с его стороны!» А мне ведь не жалко…