Золотая корифена

Да, именно так надо держать руль. Только так… Красный поплавок шлюпки пляшет уже возле самой «Корифены». Ну скорее же, скорее… чего они там медлят? Сверху нам кажется, что «Корифену» все больше и больше заносит на риф. Неужели они не видят этого? Быстрее же! Валентин размахивает руками… фигурка на корме тоже машет руками… что там у них? Потом Валентин пробирается по лодке, лезет на корму и вырывает у Скачкова руль. Кажется, что они борются там… или дерутся. Но вот Скачков отдает руль, пробирается к шлюпке и садится в нее. Валька бросает руль, возится с тросом. Сейчас он отвяжет трос, прыгнет в шлюпку и… Валентин отвязывает трос, отталкивает от «Корифены» шлюпку. Петр вскакивает, волна подбрасывает шлюпку, и Скачков валится на ее резиновое днище.

— Он остался в «Корифене»… — бормочет растерянно Стась.

Приложив ладонь ко лбу, я всматриваюсь в полыхающую миллионами солнечных бликов ревущую поверхность залива. Да, шлюпку с Петром несет к берегу, а Валька опять сидит на руле.

— Хочет спасти шлюпку… — говорю я Корину.

— Ха!.. Кретин!! — восклицает он. — Гляди… Забыв на мгновение о «Корифене», мы видим, как резиновая шлюпка подскакивает на последней рифовой волне и из нее, разбросав в стороны руки и ноги, словно кукла, вываливается фигурка. В следующее мгновение и лодка, и фигурка исчезают в бурлящей пене… Потом мы видим, как на горб волны взлетает наша «Корифена». Сверкнув своим белым брюхом, она резко кренится вниз, разворачивается боком, и водяной поток с гулом обрушивается на человека, вцепившегося в руль.

…Петька, как Венера, выходит из пены. На его голове красуется фуражка, затянутая на подбородке ремешком, с шеи свисает резиновый мешочек с табаком и трубкой. Скачков и наг почти как Венера — на животе вместо трусов темнеет резинка с кусочком тряпки. Одна нога в тапочке, другая — босая.

Все втроем мы бежим по горячему, обжигающему ступни песку. Мы видим красную шлюпку, совершенно невредимой миновавшей риф… мы видим полузатопленную «Корифену», Ее левый борт немного погнут. Рядом колышутся в воде мачта, анкерок. Но где же Валентин?

— Валя! — кричит Корин, вбегая в воду.

Волны разворачивают «Корифену», и мы видим Валентина. Одной рукой он держится за борт и пытается ухватиться другой. В зубах пакет с журналом и картой. Вот он подтягивается, перебрасывает через борт ногу… становится в лодке и приветливо поднимает руку…

— Ура!! — вопим мы и прыгаем на песке, оставляя в нем глубокие следы, Стась подхватывает нас с Петькой и поднимает в воздух, потом бросает и идет к лодке. Волны последним усилием вышвыривают ее на берег, и Валентин соскакивает на песок.

А потом мы сидим под пальмой и курим трубку. Сидим, курим и смотрим, как волны выбрасывают на песок предмет за предметом: анкер, брезентовый тюк, ведро… Мой бидон, переломленное пополам весло, спиннинговое удилище, бамбуковый гарпун…

— Есть, — восклицает Корин и бежит к воде: там колышется наш продуктовый мешок с двумя вялеными рыбинами и полукругом «неприкосновенной» колбасы,

— Предлагаю пообедать, а? Как вы считаете, парни?..

Валентин смотрит на часы, трясет их, приложив к уху вслушивается: остановились. А мои тикают. Время — пятнадцать часов двадцать шесть минут. Да, обедать уже давно пора.

— Коля, подумай о воде, — говорит Валентин и выколачивает трубку о корень пальмы. Подняв голову, я гляжу вверх: там у основания шапки листьев висят золотисто-желтые орехи. Бенка тоже смотрит вверх. Он уже перестал дрожать, в глазах мартышки сверкают солнечные огоньки. Словно поняв меня, Бенка вскарабкивается по стволу на пальму и начинает возиться с одним из орехов. Он крутит его, грызет упругий, рубчатый стебель, на котором висит плод, но, видно, силенок маловато, и Бенка расстроенно пищит. Тогда я сам лезу на пальму. Это не так уж сложно: на ее стволе имеются кольцеобразные выступы, оставшиеся от опавших когда-то листьев, и я быстро добираюсь до кроны. Но дальше дело осложняется. Под самыми орехами во все стороны торчат острые черенки от сгнивших листьев. Они надежно защищают орехи, и я, обдирая еще не засохшие на животе ранки, с трудом протискиваюсь между ними.

Ну вот и орехи… фу, устал. Кажется, что сердце сейчас выскочит через горло. Как бы тут пристроиться? Сажусь на основание одного листа верхом, но это очень неудобно: черенок выгнут своими острыми краями вверх. Они врезаются в ноги. Стиснув зубы и проклиная в душе себя — надо было не лезть, а попробовать сбить орехи камнями, — я торопливо обрубаю один орех, другой… еще несколько и, чувствуя, как все мышцы мои немеют от напряжения, соскальзываю вниз.

Потом мы не торопясь едим рыбу и пьем чуть сладковатое кокосовое молоко. Оно прохладное и очень сытное. Обрубать надо орех сверху, со стороны упругого хвостика. Под коричневой и волокнистой шкуркой находится сам орех в твердой скорлупе. А в нем булькает, если потрясти, молоко.