Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских

Вдруг из темноты зала раздался бычий рев.

— Не так, блин, держишь ноту!

Бизонов подкатился к рампе с Кайманом под мышкой и вскарабкался на сцену, используя его в качестве подставки. Я с царственной вежливостью уступил быкобразу место. Тот обхватил микрофон животом и поднес его к губам.

Говорят, что я жулик заклятый,
Говорят, сам себя погубил.
Но в душе моей нежной, пернатой
Много есть еще жизненных сил.

Публика подхватила припев. Я дружески бацнул Бизонова по плечу и покинул подмостки, (не)случайно наступив каблуком на Каймана.

Вернувшись в альков, выпил наперсток виски и придвинулся к Флоринде, которая чувственно вздрогнула от моей близости. Я начал выделять пленительные феромоны; она испустила облако своих. Мы в унисон вздохнули. Прелестница засунула мне за ворот руку и провела ногтями по широкой, шикарной груди, царапая ее в порыве кокетства (как я тогда подумал). По пекторальным мышцам потекла горячая влага.

— Ох ты кровушка моя клевая! — вырвалось у меня из уст.

Пока я куртуазничал и кровоточил, Бизонов, разгоряченный «Балантайном» и грядущим превращением в аристократа, завел песню «С чего начинается Родина?».

Пора домой! Я протянул Флоре руку для поцелуя и был таков.

* * *

В номере разделся перед зеркалом. Во время позировки заметил, что слева на моей груди рдеют тайные знаки: «3. 8. Кот. 2НЛ».

Сметливостью опытного слависта расшифровал сердечный инскрипт: «Завтра в восемь. Коттедж. Вторая ночь любви».

Глава четырнадцатая

Я снова в бункере любви

Звонок в редакцию журнала «Пращур», где Веня Варикозов сидит круглые сутки, радея о судьбах России, — и друг уже пердит внизу в «Запорожице».

Через час мы были у знакомой бункер-бутылки. Я велел приятелю поставить машинку за конурой с ротвейлерами и ждать меня там до утра, а сам одернул кожаную куртку и направился к Флориному дому. В руке я держал подарок — коробку мятных таблеток «Tic-Tac».

Звонок — и Флоринда открывает дверь. На ней ничего, кроме кимоно.

— Здравствуйте, моя голубица, — улыбнулся я. — Я пришел с вами поворковать.

Зеленоглазка сделала несколько профессиональных движений. Я вручил ей подарок.

— Ой, как интересно! — воскликнула она, тряся коробкой. — Это что, наркотики?

— Идешь к женщине — возьми с собой конфету, — перефразировал я моего любимого философа.

Прелестница высыпала пригоршню Tic-Tac’oв и сунула их за щеку.

— Уже ловлю кайф!

Мы постояли в вестибюле, осязая друг друга.

— В ногах похоти нет, — намекнул я.

— Ой, что это я. Пожалуйста, проходите!

И я прошел.

Зазывно взвизгнув, подружка побежала, вертя очаровательными окружностями. Я — за ней. Мы мчались сквозь анфилады комнат, поднимались и спускались по лестницам, прыгали через массы мебели. Мимо мелькали торшеры, секретеры, абажуры, гарнитуры. В какой-то момент страстной погони я потерял подругу из виду.

Вокруг было темным-темно, лишь где-то впереди таинственно блестела полоска света. Я сделал осторожный шаг — и ткнулся носом о дверь. Треугольный орган слегка сплющился по гипотенузе. Я шмыгнул (носом) в комнату.

Роланд снова во Флорином будуаре!

Неправдоподобные груди, блестящие бедра, талия в золотое кольцо…

Движением плеч скинул фирменную кожу марки «Ralph Lauren» и остался в одной своей.

— У вас сейчас совсем не профессорский вид, — прошептала подмосковная одалиска, с восхищением взирая на мои барельефные мышцы.

— А у вас — совсем внебрачный.

— Не надо мне льстить. Ваше Величество, скажите честно, я вам нравлюсь?

— Дареной жене в зубы не смотрят.

Первый раунд любовных ласк был мне наградой за нежность.

* * *

— Ролик, вы офигенно хорошо пахнете. Чем это вы прыскаетесь?

— Одеколоном «Kouros».

— Милый мой, спасибо вам за то, что вы есть… Вы так хорошо меня понимаете… Я никогда не думала, что это может быть столь прекрасным и поэтичным…

Второй раунд любовных ласк был мне наградой за аромат.

* * *

Я протянул Флоре пачку «Capri». Мы закурили. Подружка задумчиво пустила дым в потолочное зеркало.

— Ролик, я женщина с запросами. Красота значит для меня страшно много, она мне необходима, как воздух. Не могу представить себе жизнь без любви, без искусства.

Я грациозно глянул гризетке в глаза.

— С радостью разделяю ваши муки.

— Вы даже не представляете, какая я деликатная. Только услышу слово «таракан», и меня сразу же вырывает.

Я сочувственно нахмурился.

— И тем не менее, я — падшая женщина, — продолжила Флора, выдувая тонкую сизую спираль через ноздрю, похожую на прелестную запятую. — Если кто-нибудь узнает, что мы с вами трахались, я никогда не смогу показаться в обществе, никогда не смогу сидеть в ложе Большого театра. И даже титул графини мне не поможет!

Я понимающе поцеловал подружку.

— Нет, я не жалею, что изменила Борьке, — продолжала Флора. — Мой супруг груб, черств и преступен. Он совершенно меня не понимает. Пень он, а не любовник.

— Поспешишь — жену насмешишь.