Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских

Господин адмирал, плетка не есть довод, батог не есть аргумент! Вольтер и другие сочинители европейские так много о сем писали, что в просвещенных землях теперь редко палача сыщешь! Благодаря книгам сих мудрецов нашего времени королевство Французское за последние годы познало большое смягчение нравов. Предвижу, что к концу века оно станет оазисом спокойствия в Европе. Так должно быть и в России. Отрок, которого в юном возрасте бьют, лишь озлобляется противу бьющего. В нем происходит разлитие желчи, отчего характер его портится. Он послушен, но и двуличен, и ждет возможности отомститься. Что ежели господин Конрад, тая на тебя обиду, ногу твою деревянную куда-нибудь спрячет или тем паче в камин бросит? Хорош же ты будешь, господин адмирал, на одной оставшейся ноге прыгая!

Гиацинт поспешил поблагодарить императрицу за выговор и обещал больше никогда так не делать.

Прошло несколько месяцев, и праотец поделился с венценосной корреспонденткой печальным известием:

Простите меня, Ваше Величество, что не мастак рассказывать про дела домашние. Перо мое более реляции привыкло сочинять про баталии морские да десанты береговые. Жена моя на прошлой неделе отдала Богу душу. Конрашка взгрустнул было, но я сказал, что матросу слюни пускать не дело, и он после похорон в пиратов весь день играл.

Частенько Гиацинт с чувством рапортовал об успехах сына на разных детских поприщах:

Всемилостивейшая государыня, ластовица моя бриллиантовая! Как пробьет восемь склянок — у нас тут порядки флотские — Конрашка является ко мне в кабинет. Ну-тка покажи, парень, свой провор, говорю ему. Он названья снастей корабельных наизусть перечисляет, узлы морские одной рукой завязывает. Все деревья в саду ловкач наш уже облазил. Это, объясняет, мачты фрегатные, я оттудова острова новые открываю. В ученьи тоже прилежен. Давеча герр Георг ему про Александра Македонского рассказывал, а Конрашка в ответ: «Если бы Александр триремы свои поставил на колеса, то дошел бы не только до Индии, но и Китая». Верю, сын наш удивит мир отвагой и смышленостью!

Далее адмирал, обыкновенно на бумаге сдержанный, как многие люди его поколения (он родился в 1668 году), делился с императрицей сокровенными переживаниями и даже позволял себе восклицания и сравнения совсем уж поэтического свойства: