Золотая Ладья

Любава и еще две девицы — ее ровесницы — быстро накрывали на стол. Одеты они были попроще княжны — в желтые льняные навершники с вышивкой, обернутые вокруг талии и подпоясанные шнурами. В манерах их сквозила строгость, в выражении глаз — спокойная сдержанность.

— Так ты хочешь сказать, — продолжал удивляться Августин, — что Рысь — это твоя дочь?

— Ну, нет! — рассмеялся князь. — Рысь — старая ведунья, она на людях не показывается. А дочку свою я отправил к ней в обучение. Умение за себя постоять всегда пригодится; да и иным искусствам научится. Верно, Любава?

— Конечно, батюшка! — весело отозвалась девица, голос которой так и ласкал сердце Рогдая.

Трапеза получилась скромной: на столе преобладали дары леса — ягоды, грибы, коренья, разложенные в ставцы, хотя были и хлеб, и вяленое мясо. Но гости не жаловались. Мерянин сидел, потупив взор и углубившись в свои мысли. Он изо всех сил пытался убедить себя, что нечего заглядываться на княжескую дочь, однако ничего не мог с собой поделать. Жадно ловил каждое слово ее и движение, сознавая в душе, что безвозвратно погиб, став жертвой чар красавицы, на взаимность которой расчитывать ему не приходилось.

— Я не просто так привел тебя в это место, — произнес князь, обращаясь к Августину. — Мне доводилось слышать, что христианские проповедники величайшим грехом человека полагают гордыню. Но разве сами они не впадают в гордыню, считая все прочие народы, что не верят в их бога — дикими и невежественными? Я хочу, чтобы завтра с утра ты познакомился с некоторыми вещами, что достались нам в наследство от наших предков и сам решил, как следует о нас судить.

Монах смиренно опустил взор.

— Я не настолько знаком с вашим народом, чтобы оценивать его…

— Но ведь ты знаком с нашим языком? Полагаешь ли ты сородичей моих способными составлять на нем былины и предания, увековечивая их в письменных знаках и передавая потомкам?

— Да, я охотно взглянул бы на то, о чем ты говоришь, — согласился монах с внезапным оживлением.

— Ну, поутру рано вставать, — Званимир первым поднялся из-за стола. — Любава, голубушка, размести гостей. Проповедник с его учеником на сеннице поспят, а Кандих с товарищем в бане переночуют.

Поклонившись отцу, княжна кивком головы позвала гостей за собой. Она провела их мимо просторной голубятни и задворни с коровами. Сенница размещалась прямо над амбаром и конюшней.

— Здесь и располагайтесь, — указала Любава на просторное строение Августину и Бьорну.

Рогдай про себя невольно порадовался. Его с Кандихом вели дальше, а значит, у него было еще немного времени, чтобы побыть в обществе княжны. Баня находилась вдали от остальных построек, примыкая к задней верее дворовища. Отсюда открывался вид на малое озерцо, подернутое тиной.

— Ну, вот и ваш ночлег, — извиняющимся голосом произнесла княжна, открывая дверь бани. — Не обессудьте.

Внутри оказалось двое полатей и всего одно узкое оконце, выходящее на сосновый лес.

— Мы не в обиде, — поклонился Кандих. — Нам и в худших местах доводилось ночевать. Верно, Рогдай?

— Что? — мерянин не сразу понял, о чем его спрашивают, так как продолжал украдкой любоваться княжной. — Да, конечно, — поспешил он ответить.

Когда Любава ушла, Рогдай уныло лег на медвежью шкуру и долго ворочался, слушая уханье совы в лесу, пока не заснул. Среди ночи вдруг окрыл глаза от странного чувства — показалось, что скрипнула дверь. Рывком приподнявшись, он сел на лавке — и обнаружил, что молодого варна на соседних полатях нет.

Ревность, обида, утихшие было подозрения — все разом всколыхнулось в его душе. Торопливо обувшись, он выскользнул из двери — и успел заметить почти растворившуюся тень, крадучись пробирающуюся к лесу. А впереди нее, уже далеко — плавно плывущую фигуру светлую, девичью.

Стиснув кулаки, Рогдай поспешил вдогонку. Фигуры тем временем скрылись под пологом ершистых ветвей, однако мерянина это не остановило. Он уверено двинулся следом, приученный с детства находить тореные тропы в ночном лесу.

Кандиха он догнал быстро — молодой варн ступал осторожно и с оглядкой, пока не встал в нерешительности. На его лицо упала узкая полоска света из окна приземистой, поросшей мхом избушки, почти сливающейся с окружающими ее соснами и елями.

Как видно, девушка скрылась в ней, и Кандих теперь не знал, что ему делать. После недолгих колебаний, он все же решился идти вперед, но тут на плечо его легла рука Рогдая.

— Эх, ты! А еще другом назывался! — выплеснул ему в лицо всю накопившуюся горечь мерянин. — Меня-то ты зачем с собой брал? Посмеяться думал?

— Тихо! — умоляюще прошептал Кандих. — Я не ради княжны сюда пришел.

— А ради кого? — с недоверием и угрозой спросил Рогдай. — Я видел, как ты ее догонял.

— Ну, шел-то я за ней, — смутился Кандих. — Да только мне нужна не она. Я здесь из-за Золотой Ладьи…