…Когда пунцовое солнце стало оседать к окоему, утомленные битвой вои начали собираться на большой поляне за дубравой. Комонники в посеченных кольчугах на взмыленных, прихрамывающих жеребцах, мечники в порваных тягиляях[106]
, копьеносцы, опирающиеся на свои усеянные зарубками толстые пики. Лица у всех были черными после упорной сечи, но глаза пылали счастливым огнем. Вот она, долгожданная победа! Что может быть слаще и желаннее, чем разметать железную рать ненавистного ворога на его земле?— Как мыслишь, княже? — басисто спросил крутогрудый гридень с висящими, как у сома усами, облаченый в броню из тяжелых круглых пластин, на которых запеклась черная кровь. — Пойдет василевс нынче на мировую? Всыпали от души, надолго запомнит…
— Обождем, Будила. Пускай оклемается чуток. Тогда и уразумеет, что против нашей силы ему дальше идти не резон. Советчики у Тиверия дельные. Понимают, что еще немного, и возьмем за глотку ромеев. Не спасут их ни высокие стены, ни прочные латы.
Князь снял с головы шелом, отер потные волосы и присел на щит под своим стягом, украшенным длинным пуком конских волос, который дружинники укрепили на взгорке. Положил на траву свою тяжелую булаву. Свершилось то, о чем он так долго мечтал, чего желали все вожди, годами угнетаемые и стравливаемые между собой ромейскими правителями.
Еще отцы Куяна ходили на земли Восточного Рума Тропою Трояновой, переправляясь через Дуну на легких лодьях-долбенках и совершая успешные набеги на грады и селения. Домой они привозили золото и серебро, полонян и породистых лошадей из царских табунов. Всегда казалось, что решающая уже победа близка, однако коварные ромеи неизменно вносили раздоры в стан Перуновых ратичей, разобщая их силы. Так было и при Юстиниане, и при его преемнике Юстине. А потом лазутчики василевсов и их патрикиев[107]
умело сеяли семена разлада в самом краю варнов, вынуждая погружаться в затяжные распри с ближними и дальними побратимами.Но Куян решил положить этому конец. Он знал, что сокрушить Царьград можно. Ромейские войска не единожды уже бывали биты, а народ, согбенный тяжестью поборов, не стремился защищать своих правителей, высасывающих из них последние соки.
Довольно уже было тревожить мелкими налетами злокозненных соседей, полагающих себя хозяевами мира, а всех остальных — дикими варварами. Князь варнов надумал начать большую войну, собрав могучий союз племен. Убеждать Куян умел, пользуясь заслуженным уважением среди всех свободных народов. Слова его обыкновенно находили дорогу к самому сердцу людей.
Несколько месяцев князь ездил по кочевьям ясов, утригоров, кутригоров и сабиров, по градам волгар, сагудатов, дулебов и тиверцев, по селищам валахов, драгувитов, рухов и угличей, встречался с вождями и старейшинами за братиной, склонял к совместному походу против Тиверия. Наконец, к концу лета союзная дружина была собрана.
Стремительно, словно большекрылая хищная птица, перелетела она через бурную Дуну, опустившись на ромейские равнины. Так же стремительно овладела градами Сингудун и Анхиал, а в большой долине близ града Тесалоника встретила рать василевса.
Жаркая вышла сеча. Искрящая снопами солнечных брызг конница ромеев, закованная в латы, катилась на союзников под гудение бесчисленных боевых труб. Взвились красные знамена Тиверия с золотыми орлами. Бронированная лава в центре неприятельского воинства была усилена на крыльях конными лучниками, громко гикавшими на скаку. Но вои Куяна знали свое дело. Притворным отступлением варны отвлекли на себя латников василевса, создав разъем в теле его рати. Туда, словно вода, размывающая плотину, хлыли сабиры и валахи, обрушившись на ромейскую пехоту, никогда не отличавшуюся большой стойкостью. Взлетели топоры и гибкие клинки, жадно вгрызаясь во вражью плоть. На крыльях же закипело буйное ратание конных стрелков Тиверия с утригорами и ясами, чьи стрелы били и злее, и напористее, и точнее. Они очень скоро смешали порядок строя ромеев. Тут уж сомкнула щиты пешная масса словенов, до поры стоявшая в стороне, дабы с раскатистым кличем довершить дело, выставив пред собой пики. А варны, вдоволь измотав скачкой тяжеловесных комонников в шеломах с личинами, развернулись вспять, встречая недруга всей грудью. Твердь на твердь нашла, железо на железо. Удали и упорства гридням Куяна было не занимать. Хоть крепки казались железнобокие вои Тиверия, да только ярости у варнов было поболее. Латы, что не прорубались мечом и копьем, хрустели под пудовыми палицами, точно орехи. Еще и валахи с сабирами, поклевав ромейских пешцев, будто полевых мышей, грянули в спину отборным латникам василевса. Затрещала сила ромейская, застонала, заохала. Стала рассыпаться, как снежный ком. Кто куда норовил улизнуть, лишь бы шкуру свою спасти. Дольше других добивали выпавших из седел железнобоких. Победители семью потами изошли, кромсая их непослушную броню…