Золотая лихорадка

– В Березове старуху избил и деньги все забрал.

Народ опешил, потом загомонили:

– Во, сука! Да у нас тут такого отродясь не водилось!

– Ввалить ему, мудаку, чтоб окровавился!

– То-то он мне сразу говном показался!

Филатов сморщился:

– Как к тому Семену пройти?

– Он на том конце деревни, как на Березов идти, второй дом. Постой, разом пойдем!

– Нет, сам разберусь. Если не найду – тогда уж все будем искать. – Филатов вышел к машине.

Хата самогонщика Семена была приземистой, черной от старости хибарой. Во дворе, едва только Юрий вошел в калитку, залился лаем огромный кобель. На шум выглянул сам Семен, невзрачный лысоватый дед с кустистыми бровями.

– Тебе чего? – спросил грубо.

– У тебя Олег? – Филатов подошел вплотную, но дед стоял стеной, не двигаясь.

– А что тебе от него надо?

– Поговорить надо. Так у тебя или нет?

– Нету его тут!

Юрий разозлился по-настоящему.

– Это мы сейчас проверим! – грозно сказал он и попытался отодвинуть деда с дороги.

Тот заорал:

– А ну иди отседова, сейчас милицию вызову!

– Зови хоть черта лысого... – Филатов отпихнул деда и прошел в избу, где сразу же увидел сидевшего за уставленным бутылками столом «клетчатого».

– Ну что, мразь, кайфуешь? За старух взялся, дерьмо вонючее?

– Да иди ты... – далее последовал такой «непереводимый итальянский фольклор», что Филатов совсем взбеленился и без лишних размышлений перевернул на отморозка стол. Раздался грохот, сопровождаемый криками ворвавшегося в горницу Семена. Мужик тяжело ворочался под придавившей его столешницей. Сзади в Юрия вцепился хозяин дома. Филатов молча повернулся и влепил ему легкую оплеуху, от чего дед икнул и сел на табурет, стоявший в углу.

Юрий дождался, пока «клетчатый» вылезет из-под стола. Затем подошел вплотную – они были одного роста – и со всего размаху отвесил ему увесистую пощечину. Противник попытался отмахнуться, потом обхватил Юрия руками, похожими на грабли, и повалил на пол. Сил у него было немерено. Так, в обнимку, они и покатились по полу прямо под ноги Семену. Юрию удалось вывернуться, он вскочил, огляделся и подхватил бутылку, валявшуюся на полу. В эту секунду бандюга, стоящий на коленях, обхватил его за ноги и дернул. Уже падая, Юра изловчился и расквасил бутылку о чугунный череп противника. Тот, оглушенный, ослабил хватку. Юра отскочил и тут же движением футболиста впечатал кроссовку в зубы «клетчатого», который от удара стукнулся затылком о печь и сразу обмяк. Юрий отбросил оставшуюся от бутылки «розочку», стараясь отдышаться. Злость бурлила в нем, кипятя кровь.

– Ты ж старуху попомнишь, гад! – пробормотал Филатов. Он хотел было попросту пристрелить подонка, забрав пистолет из машины. Но потом слегка остыл и решил не брать греха на душу, а наказать сволочь более изысканно.

Десантник разыскал на полке шило с острым кончиком (старик перестал стонать и лишь наблюдал за его действиями, вжавшись в угол) и, преодолевая брезгливость, наколол на коже лба потерявшего сознание бандюги слово «ПИДОР». Тот так и не очнулся. Вытащил из заднего кармана джинсов сломанную в драке авторучку, выдавил на лоб пасту из стержня и размазал ее тряпкой, заклеймив таким образом гада на всю оставшуюся жизнь. Теперь мойся не мойся, клеймо-татуировка останется навечно. Проходя мимо деда, зловеще произнес:

– Вякнешь – порешу, понял? – И вышел вон, преодолевая тошноту.

Сел в машину и отправился в хату Клавы. При виде его лица мужики примолкли – написана на нем была такая жестокость, что они инстинктивно отпрянули от Филатова. Тот нашел взглядом хозяйку, протянул ей купюру:

– Тяни самогон, на всех.

Тетка исчезла в боковушке, появилась, выставив на стол три бутылки:

– Это выпьете – еще принесу...

Ни на кого не глядя, Юрий налил первый попавшийся стакан доверху и выпил мутную сивуху в три глотка. Передохнул, опустился на табуретку. Тот, кому он дал денег, решился спросить:

– Он... хоть живой?..

– Больше гадить не будет, – коротко ответил Юрий.

Пили молча, лишь после того, как самогонщица принесла еще одну партию «продукта», языки развязались. Юра слегка отошел после «экзекуции», устроенной им над «клетчатым», да и самогон начал забирать... Он чувствовал себя своим в этой, прямо скажем, не дворянской компании; и хоть мужики и чурались сперва «богатого господина», но в конце концов тоже признали его за своего.

Когда изрядно отяжелевший Филатов встал и направился к машине, проводили его с благодарностью и пригласили заезжать, как будет время:

– Теперь за нами проставка!

Уже в сумерках он, осторожно ведя машину, добрался до Березова.

Старуха лежала на кровати, изредка постанывая.

– Ну как ты, бабушка? – Юра подошел к ней, стараясь не дышать перегаром.

– Худо, Юрочка, болит... – она дотронулась до груди, сморщившись от боли.

– Может, «скорую» вызвать?

– Ой, не знаю, совсем худо...

– Ждите, я поеду звонить.