– Значит, не будешь говорить? Не тратя лишних слов, Филатов ударил Кравченко по лицу. Тот продолжал молчать.
– Твою мать, нет на тебя Фрица! – искренне пожалел Юрий. – Все равно ведь скажешь...
Он пустил в ход нагайку, приговаривая:
– Колись, скотина, колись, колись...
Начальник охраны товарной станции закрывался руками, сопел, в конце концов нащупал подушку и укрылся ею. Филатов разозлился всерьез:
– Ты что, не понимаешь, козел, что я тебя сейчас замочу? Или ты думаешь, мне впервой? Забыл, кто я такой?
Кравченко молчал, потом вздумал торговаться:
– Слушай, они же меня убьют! Давай полюбовно: я тебе десять тысяч баксов, и ты уходишь. Все равно тебе спасаться надо, тут, в городе, не спрячешься. Да и в Москве найдут.
– Деньги при тебе? – решил поиграть Филатов.
– Так мы договорились?
– Тащи деньги!
Кравченко, оглядываясь на Филатова, вышел в кухню. Сильно ударил коленом по одной из плиток бело-розового кафеля, достал из открывшегося тайника пачку долларов. Но когда он засунул туда руку во второй раз, Юрий насторожился... И успел выбить из руки небольшой пистолет.
– Дурак ты, Кравченко, – тяжело сказал он и безжалостно ударил того в пах.
Кравченко взвыл. Юрий с размаху засадил ему в рот лежавшую в мойке картофелину. Выплюнув картофелину вместе с несколькими зубами, Кравченко со стоном выдавил:
– Скажу – не убьешь?
– Мараться об тебя... Говори, давай!
– Гришка Каравашкин с компанией...
– Где искать их?
– Ленинградская, семнадцать... Больше ничего не знаю...
– Знаешь. Откуда тот вагон прибыл? Ну!
– Из Магадана...
– Так... – Филатов пинком загнал Кравченко в комнату, пододвинул лист бумаги, ручку. – Пиши, быстро!
Кравченко уже понял, что отвертеться не удастся.
– Что писать?
– Я, Кравченко Павел... как тебя по батюшке? Петрович... заявляю: Филатов Юрий Алексеевич в убийстве сторожа на товарной станции невиновен. Ограбление вагона заказал я следующим лицам...
Вскоре обличительный документ был готов. И тут в дверь позвонили.
– Сидеть! – сдавленно прошипел Филатов, видя, как радостно встрепенулся Кравченко. Одним кошачьим прыжком Юрий оказался у двери, держа наготове пистолет.
Велико было его удивление, когда в глазке он разглядел лицо Матильды Алексеевны Дашковой, известной всему городу дамы, работавшей агентом некой страховой компании. Юрий со смехом открыл дверь, впустил женщину:
– Что, тетя Мотя, Кравченко страховать пришла?
Матильда с интересом оглядела Филатова, не узнавая его, хотя по слабости характера он однажды уступил ее домогательствам и прыгнул в Мотину всегда широко распахнутую постель.
– Мальчик, а ты ничего-о! – протянула Матильда, изъяснявшаяся примерно так, как Эллочка-Людоедка, дитя бессмертных Ильфа и Петрова.
– Ладно, Мотя, хоть и не вовремя ты, но проходи. В одной связке с этим посидишь... – он подтолкнул Матильду в комнату. Увидев окровавленного Павла, с которым в отсутствие жены решила приятно провести время, та испуганно прикрыла рот ладонью.
Юрий взял со стола лист, исписанный кривым почерком, сложил его и засунул в карман. Потом оглушил бывшего приятеля, стукнув того рукояткой пистолета по голове, подвел обомлевшую и потерявшую дар речи Матильду к батарее.
– Придется тебе, милая, на привязи посидеть... – жалостливо сказал он, накрепко привязывая ее к радиатору бельевой веревкой. – Только не кричи, ладно? А то люди сбегутся, неудобно будет – вот, мол, скажут, отправил женку, а сам потаскуху в дом привел... Не боись, он к утру очухается, освободит тебя. Только вот насчет потрахаться – это вряд ли, – добавил бесцеремонно Филатов.
Потом он прошел на кухню, вытащил все содержимое тайника, присвистнул от радостного удивления, рассовал по карманам тугие пачки денег, разрядил лежавший на полу револьвер, выбросив патроны в окно, выключил в квартире свет и захлопнул за собой дверь. На всю экзекуцию ушло у него минут двадцать.
Улица Ленинградская начиналась недалеко от дома, где жил Кравченко. Филатов сразу же поспешил к железнодорожным путям и, не высовываясь особо, в тени кустов, мимо того места, где был убит сторож, пошел по длинной улице, застроенной в основном частными домами.
Вот и дом, названный Кравченко. Много раз Юрий проходил мимо него, не зная, что в нем живет «вершитель его судьбы». Хата как хата – приземистая, крытая шифером, к обитым дерматином дверям ведет залитая асфальтом дорожка. В окне веранды, несмотря на позднюю ночь, горел свет, за армированным стеклом двигались какие-то тени.
Юрий несколько раз прошелся вдоль высокого дощатого забора, определяя, есть ли во дворе собака. Во всяком случае, если она и была, то никоим образом не давала о себе знать. Филатов подобрал на обочине горсть щебня – улицу недавно ремонтировали – и бросил ее за забор, в темноту двора. Никакой реакции.
Теперь Юрий был уверен в том, что хотя бы к дверям может подобраться, не рискуя взбудоражить всю округу.