Золотая лихорадка

Дело не стали откладывать в долгий ящик. Немедленно спустились вниз и открыли находящийся здесь же, во дворе, кирпичный гараж, в котором располагался купленный совсем недавно родителями Алика «Опель». Отец Мышкина, зная о деструктивных способностях сына, строго-настрого запретил тому даже приближаться к машине ближе чем на пять метров. «Опель» трогать не стали, а просто вынесли распылитель для лакокрасочных автомобильных покрытий — так пышно поименовал его Воронов — и «болгарку». Для лиц, слабо разбирающихся в пролетарском инструментарии, — это такой инструмент с крутящимся абразивным кругом, который традиционно используют для резки изделий из металла.

— Подгони-ка сюда этот… — Сережа сделал в воздухе неопределенный, но довольно-таки пренебрежительный пасс левой рукой, а правой взял «болгарку», — ваш драндулет… «Запор», короче. Щас мы его будем расчленять.

— Только ты не очень-то, Воронов, — с некоторым беспокойством проговорил Алик Ильич, глядя на решительное лицо Сергея. — Это тебе не дрова.

— Хуже… металлолом.

— Это чем же хуже? — почти обиделась автовладелица Екатерина.

— Пилится хуже.

После этого поехали кататься. Время катилось куда более шустро, чем злополучный «запор» на колесах, предназначенный к передвижению разве что в самой заброшенной сельской местности. Сережа Воронов помнит, как они бросили «Запорожец» около какой-то стены, а потом все вместе очутились в казино. В казино? Или это сон? Сережа Воронов никогда не был в казино, скажем, в отличие от его одноклассника Жени Корнеева, работавшего в московском казино с рыцарским названием «Айвенго». Какое отношение имел доблестный вальтер-скоттовский герой к игорному бизнесу, Сережа Воронов так и не уразумел. Он помнит только огненный силуэт с мечом и щитом, стоявший перед глазами, помнит взмокшие волосы на лбу, шарик рулетки и чей-то насмешливый взгляд, неуютно упиравшийся в спину.

Сережа Воронов окончательно потерял контроль над собой примерно в двенадцать часов ночи… и обрел его от ощущения леденящего холода и крупного озноба во всем теле. Волны этого озноба перекатывались по рукам и ногам, комкая их судорогой, кромсали тело, в котором ярилась и танцевала, как дикарь на поминках своего свирепого вождя, тупая надсадная боль. Сережа поднял голову и увидел, что он лежит на бетонном полу, лицом вниз, и что у его рта собралась небольшая лужица.

При ближайшем рассмотрении оказавшаяся кровью.

Сергей с трудом приподнялся и увидел, что его новый летний пиджак превратился буквально в клочья, а у джинсов одна из штанин залита кровью, а вторая порвана.

Здорово его отделали. Где, кто? И, главное, он ничего не помнит.

Сережа Воронов негромко застонал, потому что почувствовал в голове такую боль, словно ее пронзили вязальной спицей из виска в висок, а потом с садистским наслаждением провернули, как проворачивают над костром вертел с насаженной на него дичью. В этот момент сбоку раздался какой-то неясный шум, потом сдавленное пыхтение и бормотание. Сергей посмотрел туда и увидел, что с земли поднимается Мышкин.

Этот тоже был, как говорится, в лучшем виде — грязный, окровавленный, с разорванной рубашкой. Щетина на небритых щеках (а раньше Воронов ничего такого не замечал!) была перемазана густейшей пылью.

— Что… та-ко-е? — пробормотал Алик. — Ничччо… не понимаю…

Воронов поднял голову и тут же понял, что ни в какой они не в комнате, а просто на бетонной дорожке где-то на улице. Над его головой шумела развесистая крона огромного, с массивной листвой дерева, и сквозь прогалы в ее массиве виднелось ясное звездное предутреннее небо.

Сергей поднялся с земли и, пошатываясь, помог перейти в вертикальное положение и Мышкину.

— В-в-в… холодно, — пролепетал Алик, содрогаясь всем своим длиннющим телом. — Днем такая жарища, а ночью холод, а? Небось потому, что на бетоне лежали. Как думаешь, Сережа?

— Может… и так…

— Выпить бы… пару «стольничков» водочки.

— Допились уж… алкаши чертовы, — грустно сказал Сережа Воронов. — Не успел демобильнуться, уже влип в какой-то пьяный попадос. Интересно, кто нас сюда так… так любезно перенес?

— Надо думать… эти козлы из охраны казино… говорил же я тебе, Серега, что все эти игор… игорные дома — говно…

— Это твое бухло — говно.

Мышкин скептически хмыкнул:

— А сам тогда что так забатонился, что ничего не помнишь?

— А я водки не пил… только по коктейлям немного загнался. А потом, кажется, еще кальвадос, текилу… ну и там все прочее, — жалобно откликнулся Воронов, а потом, поняв несостоятельность своей аргументации, замолчал. Пошарил по карманам и, обнаружив там только пуговицу, тридцать копеек и клочки от разорванной вчетверо десятки, пробормотал: — Та-ак… кто-то нас очень хорошо обработал. Главное, я помню, что у меня вчера откуда-то взялось много денег. Откуда бы? Да и вообще… как мы сюда попали? У тебя нет денег, Алик?

— Н-нет, — откликнулся тот, трепля вывернутые карманы. — Что-то… н-ничего не осталось… странно. А… ну да… у меня же их и не было. Бля-а-а-а!!

— Что такое?

— Ключи от дома потерял!

— Как — потерял?