Золотая лихорадка

Тимохе хотелось бы спросить: а как же вы сами-то? Тоже ведь пользовались?

Но он постеснялся, не желая обидеть человека. И только смотрел на Телятева так, что тот все прочел в его глазах.

— А если в тюрьму? — спросил Илья.

— А че в тюрьму? Надо — и в тюрьму пойдем. Терпения, что ли, нет?

Солдат сидел, слушал и, казалось, ничего не понимал.

— Тебя найдут…

— Пусть найдут. Я дома побуду хоть немного. А потом — не жалко!

Пароход опять вошел в острова.

— Илья, не убегай, — тихо твердил Сашка. — Не надо. В городе тебя освободят. Там Федор. Егор поправится — приедет хлопотать. Иван Карпыч там есть. Васька сказал — дракой помогать нельзя. Там Иван сильней всех. Сильней Корфа. На речке золота на миллион. Он все сделает.

— Я не хочу в тюрьму! — отвечал Илья.

— А че тюрьма? Че тюрьма? Терпения нету? Страшно, что ль?

— Нет, в тюрьму не хочу. Я вырос на телеге, в Сибири… — дрогнувшим голосом ответил Илья.

— Ты не виноват, тебя отпустят.

— Паспорта нет. Я убегу, и все! Я домой хочу. Лучше пусть убьют!

Илья огляделся. Сизая гряда ветельника на обрыве подплывала по солнечной реке к пароходу, Илья встал.

— Мне ее так жалко, — молвил он, все еще оглядывая даль. Слабости его, кажется, как не бывало. Илья расправил плечи. Он опять выглядел орлом.

Илья истово перекрестился, быстро перескочил через борт и прыгнул в реку.

Задремавший часовой очнулся, увидел пустое место на скамье, тряхнул головой, словно отгоняя остатки сна, и подошел к борту, подняв ружье. На палубе послышался чей-то крик. Пароход тревожно загудел.

Некоторое время казалось, что Илья утонул. Но вот стала проступать рябь и появился след плывущего человека.

Голова вынырнула далеко, шагах в ста от судна.

Солдат старательно целился, держа на мушке мокрую блестевшую голову. Сашка смотрел со стороны. Его крепко держали чьи-то руки. Глаз солдата напрягся, казалось, от него свет шел по дулу ружья, как от свечки. Наконец он выстрелил.

Голову на воде тряхнуло, словно кто-то ткнул Илью в затылок. Голова его ушла в воду. Потом появилась судорожно согнутая рука. Видно было, как Илья перевернулся под водой.

По щекам Сашки потекли слезы, и он весь дрожал от забившей его нервной лихорадки.

— Тоже прыгать собрался? — безразлично спросил солдат.

Он щелкнул затвором.

Конвойного солдата сменили и вызвали к полицейским офицерам.

— Ты слышал, о чем говорили между собой преступники? — волнуясь спросил Телятев.

— Знакомы они были между собой? — спросил Оломов.

— Незнакомы, ваше высокородие! Чужие были.

— Как же ты узнал?

— Заметно было, высокородие.

— А говорят, они приятели и свои?

— Никак нет. Я же рядом был. Мы ели вместе.

— Неприятный случай!

Солдату велели уйти.

— Зря человек не побежит, — сказал Оломов. — Значит, пойман был настоящий преступник. И убит. Тут уж никакие адвокаты не помогут.

— В воду кануло.

Пароход встал на якорь.

Мимо шла лодка. Гребли две молодые гилячки. Дети, женщины, мужчины и старик улыбались, глядя на пароход. На носу его стоял Ибалка с цепочкой от свистка, растянутой по мундиру.

Он тоже улыбался. На мостике ходил капитан в форменной фуражке.

Поравнявшись с кормой и завидев на скамье Сашку рядом с вооруженным солдатом и полицейских, садившихся в шлюпку, гиляки переглянулись и стали грести прочь от парохода.

ГЛАВА 25

Погода предвещала бурную зиму с жестокими морозными ветрами. Теплая, затяжная осень перемежалась злыми ненастьями.

Пронесся небывалый тайфун, полосами лес повалился вокруг Уральского. Перелегли через речку Додьгу или уткнулись в воду по самые вершины ильмы, пробковые дубы и клены, и не ветер, а вода шумела в их еще зеленых ветвях.

Когда-то, прибыв сюда и войдя впервые в тайгу, глядя на эти деревья, удивлялись крестьяне.

— Какие дубы повалились! — рассказывал Федор Кузнецов, возвратившись с заимки, — когда еще молодые такими вырастут.

Местами тучные лесины с поднятыми корнями прилегли на сучья ближних крепких еще деревьев. Лес, которому бы еще стоять и жить, прочесала буря и вырвала все, что удалось. Мостами упали совсем молодые кедры, а уцелели могучие старики.

Пароходы еще ходили. В низовьях стояла хорошая погода.

Кузнецовы перегнали скот на заимку. Коровы мычали зло, видя дорогу, загороженную буревалом. Их обгоняли целиной, по мелкой чаще.

Кета прошла.

Ночью кто-то взошел на крыльцо, потоптался, видимо, почистил сапоги, прошел сени, распахнул незапертую дверь в избу, прошел через кухню, зная куда идти.

Егор не спал. По смутным очертаниям фигуры, он узнал Василия и почувствовал, что-то случилось. Васька напряжен, словно в страхе.

— Отец? — неуверенно спросил он.

— Тут я, — спокойно ответил Егор.

Сын прошел в густую тьму к кровати, на которой лежал отец. Егор, почти не видя его теперь, почувствовал, что страх и напряжение покинули Ваську, и словно невидимые лучи сыновьего тепла обдали его душу.

Быстро спрыгнула с кровати мучившаяся весь вечер ногами Наталья.

— Что случилось? — спросил отец.

— Разогнали.

— И слава богу! — сказала мать и стала чиркать спичками.

— Илья убит, хотел бежать. Плыл через Амур, солдат стрелял его, — сказал Василий. — Я пиджачок его привез…

— Боже мой! — ужаснулась Наталья.