Золотая лихорадка

— Мы ждали в свое время, — сказал Оломов, — что в Сибири и на Востоке разовьется здоровый человек и обретет благосостояние. А что получилось? Если в Америке сильно религиозное чувство и вера там основа общества, то у нас в выросшем здесь поколении религиозное чувство ослаблено. Священники приглашаются для исполнения треб, на праздниках церкви полны, но все жалуются, что нет того, что было там… Вот не раз я замечал по вашим намекам, Петр Кузьмич, что вы желали бы ради опыта предоставить поселенцам некоторую свободу. И вот они по три года мыли золото и отчета не давали, и мораль их пала. Да разве возможны все эти поступки, если бы было сознание греха, если уж нет сознания преступления перед законом. Мы ждали, что из них получатся фермеры, а они общину бросили и фермерами не стали.

Утром Бердышов послал телеграмму генерал-губернатору в Хабаровку.

Через три дня пришел ответ.

Генерал просил Барсукова тщательно во всем разобраться, решить все на месте, считая возможным освобождение рабочих и старателей, трудившихся для золотопромышленной компании Бердышова. Одновременно Оломов получил телеграмму, где генерал-губернатор благодарил его за проявленное рвение.

* * *

У буфета среди хрусталя и фарфора мелькали официанты, стуча рюмками и посудой. В тяжелых канделябрах светло горели свечи.

Складковский сохранял общественное собрание во всем блеске с тех пор, как оно было построено при губернаторах. Сегодня здесь играл духовой оркестр моряков.

Иван сидел в кресле, обхватив резные ручки из мореного дуба, и щурился, глядя куда-то.

— Какая вольная земля! Что вы, господа! Какого развития вы желаете? — твердил про свое подвыпивший Оломов. — Переселенцы посланы сюда не умничать, а хлеб сеять!

Рослый, степенный, с мягкими светлыми глазами, сидел напротив него Василий Кузнецов. Он сказал осторожно и твердо:

— Золота моют много, но уходит оно контрабандистам…

— Я сам золото китайцам продавал, — подхватил Бердышов.

А Ваське было легко сегодня на душе. Экономка подушила ему накрахмаленный платок. Дорогой запах! Покпе и Савоське пришлось бы ползать по хребтам за флакон таких духов…

И он вспомнил, Катька его ждала, Федосеич поступил в школу сторожем. Старик крепится, не пьет пока. И Василий купил сегодня в модной лавке такие же духи.

— Господа, ваш поп попался! Его духовный суд будет судить! — вдруг сказал Телятев. — Целых полтора года тянулось дело.

— Поделом! — заметил Оломов. — Это он учил крестьян заниматься хищничеством и проповедовал социализм. Этот поп вылетит теперь с Амура как пробка.

Пришли николаевские американцы: Торнтон, бледный и невысокий молодой человек, и толстяк Бутсби.

— Мартын Васильевич, знакомься! — сказал Иван. — Мой приятель, Василий Егорыч Кузнецов… Охотник! Отец его на ноге вытянул медведя из берлоги. Сын прошел с отцом пешком через всю Сибирь.

— Я тоже охотник! — хлопнул Василия по руке мистер Бутсби. — Я слыхал про вашего отца! Это мой покупатель. Мы знакомы! Здравствуйте, Василий! Завтра ваш товарищ Александр уплывает на шхуне в Америку. Вы знаете это?

У Бутсби толстые тугие щеки на узком лице и голубые глаза слегка навыкате. Он не стал поминать, что Василий когда-то купил у него конные грабли.

Бердышов заказал дюжину шампанского.

— Вы, Иван Карпыч, употребляете английские меры! — сказал Торнтон.

— Ваш отец Кон-дра-тье-вич! — весело глянув в лицо Василия, сказал Бутсби и перевел взор на Ивана, как бы сравнивал их. Васька ему больше нравился.

— Мартын не скучает, забыл свой Бостон, — сказал Бердышов. Он поднялся и, разводя руками, притопнул. — Мы с ним камчатскую восьмерку танцевать тут научились. Кто хоть раз амурской воды попил, отсюда не уедет.

— Да, да! — Бутсби тоже подскочил и топнул дважды, и они стали обниматься с Бердышовым.

— Он открыл богатый прииск! За открывателя, — сказал Иван.

— Но что-то там случилось? — спросил Бутсби.

— Не успели открыть, как старатели нагрянули! — ответил Кузнецов.

— Хищники! — пояснил Оломов.

— В хабаровской газете есть статья, — сказал Торнтон, — Кузнецов Василий Егорович, сын поселенца, открыл богатейшие залежи золота. Подпись Корягин.

— Это студент из Петербурга, он был летом у нас на приисках.

Все валилось из рук Оломова. Час от часу не легче. Студент из Петербурга, на которого было сильное подозрение, теперь писал в газету открыто. А Оломов оказывался в дураках!

Барон открыл газету на свою беду!

— Он племянник благовещенского губернатора, — сказал Василий.

«Возмутительно! — думал Оломов. — Сам генерал-губернатор мешает полиции исполнять долг. Бердышов, вот кто тут хозяин, а не мы! Корф ничего не может и не хочет сделать, он покрывает сам все темные дела Бердышова. Всех заинтересовал золотопромышленник. Добился освобождения преступников, показал себя благодетелем перед народом, заступником. Близорук Корф, сам роет себе яму!»