Золотая лихорадка (СИ)

Имущество складировано в "вольву", на боевом посту пока только мы оба и пулемет. И еще рация-ходиболтайка, настроенная на дальнюю передачу через "старшую сестру" в автомобиле, антенну загодя выдвинули, однако пусть сам микроавтобус лучше побудет в стороне. "Ретранслятор" такой Ингольв уже не раз делал, технологию знает, раз говорит, что надежно, ему виднее.

В шестнадцатый примерно раз выщелкиваю из магазина к карабину патроны и неспешно вгоняю их обратно. В ППД наш военком Сергеич демонстрировал такой способ "ожидания на боевом посту" – правда, с "калашом"; мол, и руки при деле, и устройство личного оружия лучше усваивается, а по части успокоения нервов не хуже исламских четок и полезнее водки. Насчет водки согласен, в остальном же у меня нервы какими были, такими и остаются; только и помогает, что время скоротать.

У гренландца свой способ бороться с ожиданием неизбежного: подобрал дощечку и, все так же стоя за браунинговской спаркой, кромсает древесину ножом, ласково приговаривая:

– Runar munt thu finna ok radhna stafi, mjoek stora stafi, mjoek stinna stafi...

Владение старонорвежским у меня за эти дни не улучшилось, зато память и логика пока на месте. Цитировать с таким видом Ингольв, разумеется, может только свой любимый "Хавамаль", а чертить, соответственно, некое руническое заклинание. То есть в знакомом мне переводе слова эти должны звучать: "Руны найдешь и постигнешь знаки, сильнейшие знаки, крепчайшие знаки..."

– Кровью окрашивать будешь? – интересуюсь я.

– Как завещал Всеотец. Иначе и не подействует. – Сбрасывает стружки в небольшой костерок и, подержав в нем лезвие ножа, проводит острым металлом по левой руке чуть ниже локтя. Стряхивает кровавые капли на дощечку, растирает по вырезанным знакам. Аптечку гренландец заранее открыл, мне остается лишь смазать порез йодом и помочь забинтовать.

Качаю головой.

– Ты и правда думаешь, что подействует?

Ингольв пристраивает дощечку в нагрудный подсумок, аккуратно повернув окровавленными рунами наружу.

– Когда-то в Анголе я познакомился со старым ветераном, начинал он в Катанге и с тех пор в тылу не отсиживался. Сам-то Руперт африканер, а отец его имел какое-то отношение к "Аненербе"... слышал такое? – киваю, – ну вот, и с той еще войны отец привез рунический амулет, который отдал сыну, когда тот подался в наемники. И вот рассказывал Руперт, как-то их взвод накрыли из минометов, все бойцы в мясо; а он встает, одежда вся в клочья, на груди болтается шнурок без креста – и подаренный отцом амулет. И ни царапины, в голове только шумит немного... полуголый выбрался к своим, даже ни один комар не покусал.

– Бывает, – не могу не согласиться я. – Слышал подобные истории и о наших бойцах в разных обстоятельствах, правда, без амулетов "Аненербе".

– Я к этому подхожу проще, – ответствует гренландец. – Подействует, хорошо, а нет, в Вальхалле спрошу у самого Одина.

Да уж. Представляю я себе этот разговор...

Поворачиваюсь к бойнице-окну, смотрю на дорогу. О, кажется, кто-то едет. По времени – пора бы явиться сеньору Антонио, и так против обещанных двух часов чуть подзапоздал...

Выхожу к воротам, карабин при себе "в предбоевой", но не далее. У ворот по-прежнему скучает троица охранников, "Раммштайн" у них сменился другим, незнакомым мне металлом. Мое появление замечают, обмениваются какими-то репликами, потом один вылезает из немецкого внедорожника наружу, осматриваясь, привстает на цыпочки, – можно подумать, ему родных двух метров росту мало, – и поспешно ныряет обратно, что-то говоря другим. Ага, поняли, что босс уже близко. Музыку тут же выключают, и вообще изображают бдительное несение караульной службы.

Знакомый белый "субурбан", в сопровождении того же "геленда". Янес выходит из "шеви", опираясь на трость, рядом с ним заботливо шагает охранник, большой и широкий, этакий тяжеловес-вольник, в руке брифкейс – поменьше "дипломата", но побольше барсетки. Оба движутся к шлагбауму.

– Еще раз добрый вам день, сеньор Антонио, – светски приподнимаю панаму. – Все как договаривались?

– Безусловно, – ответствует испанец. – Матео, покажи.

Охранник перебрасывает брифкейс в обе руки, отщелкивает замок. Внутри переливаются яркими голографическими рубашками пятнадцать аккуратных пачек "игральных карт" – семь желтых, четыре зеленых и четыре оранжевых.

– Замечательно, – киваю я. – В таком случае вас не затруднит свернуть ниппеля с колес ваших авто?

– Зачем еще? – недовольно сводит брови босс. – Вас никто не держит...

– Сеньор Антонио, незачем напрасно тратить ваше драгоценное время.

– В таком случае – купчую, пожалуйста.

– Хорошо, сейчас мой человек принесет... кстати, простите, совсем забыл уточнить, вам на ферме пулеметная установка в хозяйстве нужна? Недорого.

– Раз недорого, оставляйте, – усмехается испанец. – Полторы тысячи, так и быть, добавлю.

– Гут. – Щелкаю тангентой "ходиболтайки". – Ингольв, документы.

– Будут сейчас, не ори, – отвечает с той стороны. А, это я громкость на максимум вывернул...

Папка твердого пластика, на которой можно писать без всякого стола, у Ингольва была, в ней он и принес бумаги.