Золотая лоция

Пробравшись между опрокинутой повозкой и грудой тряпья, отряхиваясь и отплёвываясь от пуха распотрошённой перины, стребляне оказались у остова степного шалаша и воткнутых вкруг изогнутых жердин, на которых было укреплено несколько кож. Другие или были сорваны, или их не успели прикрепить. Тела лежали тут особенно густо, одни на других, всё больше женщины. Некоторые без видимых ран, и, если б не распухшие, почерневшие лица, руки, можно было решить, что они спят. Среди них сидел кто то, укрытый шерстяным покрывалом. Кряк приподнял покрывало концом лука и отшатнулся. На него поднялось лицо мертвеца старухи. Некогда карие глаза были прозрачны. Кожа жёлто белая, сморщенная, как кора старой осины, а вокруг глаз красные круги, рта нет — вместо него щель, косы цвета луны. На коленях что то завёрнутое в бурую тряпку. Кряк опустил покрывало обратно. Медленно сел, потеряв чувствительность в ногах:

— Оря, тут старуха есть. Живая, может.

Оря окликнул Стовова. Тот остановил остальных. Кряк с Полозом, расширив глаза, поволокли, вернее, понесли невесомое тело старухи и усадили под ногами княжеского коня. При этом Полоз встал позади, подпирая тело коленом, чтоб не заваливалось навзничь. Откинули покрывало. Старуха невидящим глазом смотрела в пыльные лошадиные копыта. Рагдай слез с коня, отбросив в сторону ногой брякнувший чем то куль, присел на корточки.

— Вроде живая. Греческий понимаешь? Иудейский? Куманский?

— И видела ли она Валдутту? — подсказал Оря.

Рагдай отмахнулся. Старуха молчала.

— Спроси, кудесник, что тут было? — наклонился Стовов.

Полтески тем временем сняли тряпки с клинков. Потревоженные голосами, вокруг стали подниматься вороны, летая над головами живых, так что их можно было достать рукой. Недовольное, надтреснутое карканье падало сверху, как каменный дождь. Бесконечный день всё ещё длился. Солнце пригвоздилось в четверти хода от синей зубчатой полосы Рудных гор. С другого края неба, за Моравой, над Карапатами, там, где только что было пустынно и прозрачно, огромными глыбами повисли облака. В той стороне всё было двухцветным. Бело чёрным. Утратившим цвета. Чёрные облака, серые облака, белое небо, чёрные и серые горы, серые дымы, чёрный лес. Чёрные птицы.

— Ты тоже видишь? — Стовов сначала покосился на бесцветную даль, затем на Ацура. Тот неопределённо пожал кольчужными плечами. — Ну не взял сюда твоего Ладри. Разогнись спина, так то лучше вышло.

Варяг снова пожал плечами. Рагдай же продолжал расспрашивать старуху.

— По кумански понимаешь? — повторил кудесник, наконец поймав в стеклянных глазах её далекий отблеск разума. Полозу было видно, как наливаются жилы на висках кудесника, ворсинки на его шёлковом халате поднимаются, будто шерсть на разъярённом волке, а мухи перестают садиться на его лицо и руки, лежащие на плечах старухи. Полоз с трудом преодолел желание отойти подальше и бросить удерживать спину старухи. На всякий случай он закрыл глаза, ощущая волну холода в животе. Неожиданно чары спали. Стреблянин открыл глаза. Рагдай отдёрнул руки.

Старуха шамкнула еле слышно:

— Камчи бур…

— Волх! — значительно и непонятно почему, сказал Оря, невидимый из за лошадей.

Некоторое время Рагдай говорил со старухой. Еле слышно, так что даже Полозу было не разобрать чужестранных слов. Старуха говорила всё тише, пока не умолкла и не уронила голову.

— Умирает. — Кудесник поднялся, сделал знак Полозу отойти, старуха повалилась кулём.

— Ну? — Стовов покосился на севшего неподалёку ворона. Тот, прыгнув несколько раз, примостился на затылке мертвеца и стал, словно дятел, долбить в кость клювом, добираясь до лакомой мякоти.

— Кутургутка. Имя не сказала. — Рагдай тоже поглядел на этого ворона.

— Не надо нам имя, — заёрзал Мышец в седле.

Рагдай продолжал:

— Их хан, Шегуй шад, три дня назад пришёл к франконскому королю Дагоберу, сказал, что не будет воевать против него и его данников, потому как не хочет быть с аварскими ханами, которые ни с кем не хотят иметь мир. Его улус просил короля франконов, швабов и саксов дать проход в королевские земли за Рудные горы. За это они клялись служить в его войске и платить виру, по корове с кибитки. Дагобер сказал «да». Обменялся с ханом оружием. Сказал, чтоб кутургуты ждали тут его провожатых, идти за Рудные горы. Только выпрягли быков и стали готовить ночлег, как со всех сторон нашли франки и саксы. Очень много. Убили всех. В плен не брали. Она тут ходила два дня. Искала любимого младшего сына. Нашла только руку. Там у неё в тряпке. — Рагдай влез в седло. — Дагобер убил их.

— И сколько тут их лежит? — спросил Оря, оглядываясь назад.

— Ты не знаешь слова, которое обозначает это число, — сказал Рагдай, огорчённо качая головой. — Много. Сотня сотен.

— На, возьми. — Полоз положил на ладони старухи найденный мешочек с золотом.

— Предательство, — заключил Ацур. — Возвращаемся?

— Да, — кивнул князь. — Только заедем за холмы, поглядим всё равно, что там.

— Пусть, — сказал Рагдай. — День ещё не кончен.

— Да? — Стовов хмыкнул и тронул коня. — Эх, Пыток по таким местам ходит как по ровному.